Зомби, восставший из мертвых
У каждого солдата был свой путь к Победе. О том, какой была его военная дорога, читателям рассказывает гвардии рядовой Сергей Шустов.
Мне полагалось призываться в 1940-м году, но я имел отсрочку. Поэтому попал в Красную Армию только в мае 1941-го. Из райцентра нас сразу привезли на «новую» польскую границу в строительный батальон. Там было ужас сколько народа. И все мы прямо на глазах у немцев строили укрепления и большой аэродром для тяжелых бомбардировщиков.
Надо сказать, что тогдашний «стройбат» был не чета нынешнему. Нас основательно обучали саперному и взрывному делу. Не говоря уж о том, что стрельбы проходили постоянно. Я-то, как парень городской, винтовку знал «от и до». Мы еще в школе стреляли из тяжелой боевой винтовки, умели ее собирать и разбирать «на время». Ребятам же из деревни, в этом плане, конечно, приходилось сложнее.
Когда началась война – а 22 июня в четыре часа утра наш батальон был уже в бою, – нам очень повезло с командирами. Все они, от ротного до комдива, воевали еще в Гражданскую, под репрессии не угодили. Видимо, поэтому и отступали мы грамотно, в окружение не попали. Хотя отходили с боями.
Кстати, вооружены мы были хорошо: каждый боец был буквально увешан подсумками с патронами, гранатами… Другое дело, что от самой границы до Киева мы не видели в небе ни одного советского самолета. Когда мы, отступая, проходили мимо нашего приграничного аэродрома, он был весь забит сожженными самолетами. И там нам попался всего лишь один летчик. На вопрос: «Что случилось, почему не взлетели?!» — он ответил: «Да мы ж все равно без горючего! Поэтому на выходные половина народу и ушла в увольнение».
Так мы отходили до старой польской границы, где, наконец, «зацепились». Хотя орудия и пулеметы были уже демонтированы, а боеприпасы вывезены, там сохранились отличные укрепления - огромные бетонные доты, в которые свободно входил поезд. Для обороны тогда использовали все подручные средства.
Например, из высоких толстых столбов, вокруг которых до войны вился хмель, делали противотанковые надолбы… Это место называлось Новоград-Волынский укрепленный район. И там мы задержали немцев на одиннадцать дней. По тем временам это считалось очень много. Правда, там же и полегла большая часть нашего батальона.
Но нам еще повезло, что мы не были на направлении главного удара: немецкие танковые клинья шли по дорогам. И когда мы уже отошли к Киеву, нам рассказали, что пока мы в Новоград-Волынске сидели, немцы обошли нас южнее и уже были на окраинах столицы Украины.
Но нашелся такой генерал Власов (тот самый – авт.), который их остановил. Под Киевом же я удивился: нас впервые за всю службу погрузили на машины и куда-то повезли. Как оказалось – срочно затыкать дыры в обороне. Это было в июле, а чуть позже меня наградили медалью «За оборону Киева».
В Киеве мы строили доты, дзоты в нижних и цокольных этажах домов. Минировали все, что можно, – мин у нас было в избытке. Но в обороне города мы до конца не участвовали – нас перебросили вниз по Днепру. Потому что догадывались: немцы могут форсировать реку там.
Свидетельство
От самой границы до Киева мы не видели в небе ни одного советского самолета. На аэродроме встретили летчика. На вопрос: «Почему не взлетели?!» — он ответил: «Да мы ж все равно без горючего!»
Как только я прибыл в часть, меня вооружили польским карабином – видимо, во время боевых действий 1939 года трофейные склады захватили. Он представлял собой ту же нашу «трехлинейку» образца 1891 года, но укороченную. И не с обычным штыком, а со штык-ножом, похожим на современный.
Точность и дальность боя у этого карабина была почти такая же, но зато он был значительно легче «прародительницы». Штык-нож же вообще годился на все случаи жизни: им можно было резать хлеб, людей, консервные банки. А при строительных работах он вообще незаменим.
Уже в Киеве мне выдали новенькую 10-зарядную винтовку СВТ. Я поначалу обрадовался: пять или десять патронов в обойме – в бою это много значит. Но выстрелил из нее пару раз – и у меня обойму заклинило. Да еще пули летели куда угодно, только не в цель. Поэтому я пошел к старшине и сказал: «Верни мне мой карабин».
Из-под Киева нас перебросили в город Кременчуг, который весь горел. Поставили задачу: за ночь вырыть в прибрежной круче командный пункт, замаскировать его и дать туда связь. Мы это сделали, и вдруг приказ: прямо по бездорожью, по кукурузному полю – отходить.
Мы пошли, и всем - уже пополненным - батальоном вышли к какой-то станции. Нас погрузили в эшелон и повезли вглубь страны от Днепра. И вдруг мы услыхали севернее нас невероятную канонаду. Небо огнем полыхает, все вражеские самолеты летят туда, на нас – ноль внимания.
Так в сентябре немцы прорвали фронт, пошли в атаку. А нас, получается, опять вовремя вывели, и в окружение мы не попали. Через Полтаву нас перебросили под Харьков.
Не доезжая до него 75 километров, мы увидели, что творится над городом: огонь зениток «расчерчивал» весь горизонт. В этом городе мы впервые попали под сильнейшую бомбежку: женщины, дети метались и гибли у нас на глазах.
Там же нас познакомили с инженером-полковником Стариновым, считавшимся одним из главных спецов в Красной Армии по закладке мин. Я потом, после войны, с ним переписывался. Успел поздравить его со столетием и получить ответ. А через неделю он умер…
Из лесистой зоны севернее Харькова нас и бросили в одно из первых в той войне серьезных контрнаступлений. Шли проливные дожди, нам это было на руку: авиация в воздух могла подняться редко. А когда поднималась, немцы сбрасывали бомбы куда попало: видимость-то была почти нулевая.
Под Харьковом же я наблюдал страшную картину. Несколько сот немецких автомобилей и танков намертво застряли в размокшем черноземе. Немцам просто некуда было деться. И, когда у них закончились боеприпасы, наши конники их порубали. Всех до единого.
5 октября уже ударил мороз. А мы все были в летнем обмундировании. И пилотки пришлось выворачивать на уши – так потом изображали пленных .
От нашего батальона опять осталось меньше половины - нас отправили на переформирование в тыл. И мы с Украины шли пешком до Саратова, куда попали под Новый год.
Тогда вообще была «традиция» такая: с фронта в тыл двигались исключительно пешком, а обратно на фронт – в эшелонах и на машинах. Кстати, легендарных «полуторок» мы тогда на фронте почти не встречали: основным армейским автомобилем был ЗИС-5.
Под Саратовом нас переформировали и в феврале 1942 года перебросили в Воронежскую область – уже не как строительный, а как саперный батальон.
И мы вновь участвовали в наступлении на Харьков – том печально знаменитом, когда наши войска попали в котел. Нас, правда, опять минула.
Я тогда попал с ранением в госпиталь. И прямо туда ко мне прибежал солдат и сказал: «Срочно одевайся и бегом в часть – приказ командира! Мы уходим». И я пошел. Потому что мы все страшно боялись отстать от своей части: там все знакомо, все друзья. А если отстанешь – бог его знает, куда попадешь.
К тому же, немецкие самолеты часто били специально по красным крестам. И в лесу шансов уцелеть было даже больше.
Оказалось, что немцы прорвали танками фронт. Нам дали приказ: минировать все мосты. И, если покажутся немецкие танки, – немедленно взрывать. Даже если не успели отойти наши войска. То есть бросать своих в окружении.
10 июля мы подошли к станице Вешенской, заняли на берегу оборону и получили жесткий приказ: «За Дон немцев не пускать!». А мы их еще и не видели. Потом поняли, что они за нами и не шли. А шпарили по степи с огромной скоростью совсем в другом направлении.
Тем не менее, на переправе через Дон царил настоящий кошмар: она физически не могла пропустить все войска. И тут, как по заказу, явились немецкие войска и с первого захода разнесли переправу.
У нас были сотни лодок, но и их не хватало. Что делать? Переправляться на подручных средствах. Лес там был весь тонкий и на плоты не годился. Поэтому мы стали выламывать в домах ворота и мастерить из них плоты.
Через реку натянули трос, и вдоль него соорудили импровизированные паромы. Поразило еще вот что. Вся река была усеяна глушеной рыбой. И местные казачки под бомбежкой, под обстрелом вылавливали эту рыбу. Хотя, казалось бы, надо забиться в погреб и носа оттуда не показывать.
Там же, в Вешенской, мы увидели разбомбленный дом Шолохова. Спросили у местных: «Он что, погиб?». Нам ответили: «Нет, перед самой бомбежкой он нагрузил машину детьми и увез их на хутор. А вот мать его осталась и погибла».
Потом многие писали о том, что весь двор был усеян рукописями. Но лично я никаких бумаг не заметил.
Только мы переправились, как нас отвели в лесок и стали готовить… обратно к переправе на тот берег. Мы говорим: «Зачем?!» Командиры отвечали: «Будем атаковать в другом месте». И еще получили приказ: если будут переправляться немцы в разведку, в них не стрелять – только резать, чтобы не поднимать шума.
Там же мы повстречали ребят из знакомой части и удивились: у сотен бойцов – один и тот же орден. Оказалось, что это был гвардейский значок: они одними из первых такие значки получили.
Потом мы переправились между Вешенской и городом Серафимович и заняли плацдарм, который немцы не могли взять до 19 ноября, когда оттуда началось наше наступление под Сталинградом. На этот плацдарм переправлялось много войск, в том числе танков.
Причем танки были самые разные: от новеньких «тридцатьчетверок» до древних, неизвестно как уцелевших «пулеметных» машин выпуска тридцатых годов.
Кстати, первые «тридцатьчетверки» я увидел, кажется, уже на второй день войны и тогда же впервые услышал фамилию «Рокоссовский».
В лесу стояло несколько десятков машин. Танкисты были все как на подбор: молодые, веселые, прекрасно обмундированные. И мы все сразу поверили: вот они сейчас как долбанут – и все, мы немцев разобьем.
Свидетельство
На переправе через Дон царил настоящий кошмар: она физически не могла пропустить все войска. И тут, как по заказу, явились немецкие войска и с первого захода разнесли переправу
Потом нас погрузили на баржи и повезли по Дону. Надо было как-то питаться, и мы стали прямо на баржах жечь костры, варить картошку. Боцман бегал и кричал, но нам было все равно - не с голоду же помирать. Да и шанс сгореть от немецкой бомбы был куда больше, чем от костра.
Потом еда кончилась, бойцы стали садиться на лодки и уплывать за провизией в села, мимо которых мы плыли. Командир опять же бегал с наганом, но сделать ничего не мог: голод не тетка.
И так мы плыли до самого Саратова. Там нас поставили посреди реки и окружили заграждениями. Правда, привезли сухой паек за прошедшее время и всех наших «беглецов» обратно. Они ведь были неглупые – понимали, что дело пахнет дезертирством – расстрельным делом. И, «подпитавшись» немного, являлись в ближайший военкомат: мол, отстал от части, прошу вернуть обратно.
И тут на наших баржах образовалась настоящая барахолка. Из консервных банок мастерили котелки, меняли, что называется, «шило на мыло». А самой большой ценностью считался «Капитал» Карла Маркса – его хорошая бумага шла на папиросы. Такой популярности у этой книги я ни до, ни после не видел…
Главной трудностью летом было — окапываться – эту целину можно было взять только киркой. Хорошо, если окоп удавалось вырыть хотя бы в полроста.
Однажды по моему окопу прошел танк, а я только думал: заденет он мою каску или нет? Не задел…
Еще запомнилось тогда, что наши противотанковые ружья немецкие танки совершенно «не брали» - только искры по броне сверкали. Вот так я и воевал в своей части, и не думал, что покину ее, но…
Потом меня отправили учиться на радиста. Отбор был жесткий: тех, у кого не было музыкального слуха, отбраковывали сразу.
Командир сказал: «Ну, их к черту, эти рации! Немцы их засекают и прямо по нам бьют». Так что пришлось мне взять в руки катушку с проводом – и вперед! А провод-то там был не витой, а цельный, стальной. Пока его один раз скрутишь – все пальцы обдерешь! У меня сразу вопрос: как его резать, как зачищать? А мне говорят: «У тебя карабин есть. Открой и опусти прицельную рамку – так и отрежешь. Ей же – и зачищать».
Нас обмундировали по-зимнему, но мне не досталось валенок. А какой свирепой была та – написано очень много.
Среди нас были узбеки, которые буквально замерзали насмерть. Я же без валенок отморозил пальцы, и мне их потом ампутировали без всякого наркоза. Хотя я все время и колотил ногами – это не помогло. 14 января меня снова ранило, и на этом моя Сталинградская битва закончилась…
Свидетельство
Самой большой ценностью считался «Капитал» Карла Маркса – его хорошая бумага шла на папиросы. Такой популярности у этой книги я ни до, ни после не видел
Нежелание попадать в госпиталь «аукнулось» многим фронтовикам уже после войны. Никаких документов об их ранениях не сохранилось, и даже получить инвалидность было большой проблемой.
Приходилось собирать свидетельства однополчан, которые потом проверяли через военкоматы: «А служил ли в то время рядовой Иванов вместе с рядовым Петровым?»
За свой ратный труд Сергей Васильевич Шустов награжден орденом Красной Звезды, орденом Отечественной Войны первой степени, медалями «За оборону Киева», «За оборону Сталинграда» и многими другими.
Но одной из самых дорогих наград он считает значок «Фронтовик», которые начали выдавать недавно. Хотя, как думает бывший «сталинградец», сейчас эти значки выдают «всем, кому не лень».
DKREMLEVRU
Несмотря на все ужасы войны, самым запомнившимся эпизодом в его эпопее оказался случай, когда не бомбили и не стреляли. О нем Сергей Васильевич рассказывает осторожно, глядя в глаза и, видимо, подозревая, что ему все-таки не поверят.
Но я поверил. Хотя рассказ этот и странный, и страшный.
— Про Новоград-Волынский я уже рассказывал. Именно там мы вели страшные бои, и там же полегла большая часть нашего батальона. Как-то в перерывах между боями мы оказались в маленькой деревушке под Новоградом-Волынским. Украинское село всего-то несколько хат, на берегу речки Случь.
Заночевали в одном из домов. Там жила хозяйка со своим сыном. Ему было лет десять-одиннадцать. Худой такой вечно грязный парнишка. Он все просил у бойцов дать ему винтовку, пострелять.
Прожили мы там всего два дня. Во вторую ночь нас разбудил какой-то шум. Тревога для солдат дело привычное, поэтому проснулись все сразу. Нас было четверо.
Женщина со свечой стояла посреди хаты и плакала. Мы всполошились, спросили, что произошло? Оказалось, что пропал ее сын. Мы, как могли, успокоили мать, сказали, что поможем, оделись и вышли искать.
Уже светало. Мы прошли по селу, кричали: «Петя…», - так звали мальчонку, но нигде его не было. Вернулись обратно.
Женщина сидела на лавочке возле дома. Мы подошли, закурили, сказали, что волноваться и тревожиться пока не стоит, неизвестно куда мог убежать этот сорванец.
Когда я прикуривал папиросу, то отвернулся в сторону от ветра, и заметил в глубине двора открытую яму. Это был колодец. Но сруб куда-то делся, скорее всего, пошел на дрова, а доски, которыми была прикрыта яма, оказались сдвинуты.
С нехорошим предчувствием я подошел к колодцу. Заглянул. На глубине метров пяти плавало тело мальчика.
Зачем он пошел ночью во двор, что ему понадобилось возле колодца, неизвестно. Может, достал патронов и пошел закапывать, чтобы сохранить свой детский секрет.
Пока мы думали, как достать тело, пока искали веревку, обвязывали ею самого легкого из нас, пока поднимали тело, прошло не меньше двух часов. Тело мальчугана было скрюченным, задеревенело, и было очень трудно разогнуть ему руки и ноги.
Вода в колодце была очень холодная. Мальчишка был мертв уже несколько часов. Я видел много , много трупов и у меня не было сомнения. Мы занесли его в комнату. Пришли соседи и сказали, что все подготовят к похоронам.
Вечером убитая горем мать сидел рядом с гробом, который уже успел смастерить сосед-плотник. Ночью, когда мы улеглись спать, за ширмой я видел возле гроба ее силуэт, дрожащий на фоне мерцавшей свечки.
Свидетельство
Несмотря на все ужасы войны, самым запомнившимся эпизодом в моей эпопее оказался случай, когда не бомбили и не стреляли
Позже я проснулся от шепота. Говорили двое. Один голос был женский и принадлежал матери, другой детский, мальчишечий. Я не знаю украинского языка, но смысл все равно был понятен.
Мальчик говорил:
- Я сейчас уйду, меня не должны видеть, а потом, когда все уедут, вернусь.
- Когда? — Женский голос.
- Послезавтра ночью.
- Ты, взаправду, придешь?
- Приду, обязательно.
Я подумал, что хозяйку навестил кто-то из друзей мальчика. Я поднялся. Меня услышали, и голоса стихли. Я подошел, отодвинул занавеску. Посторонних там не было. Все так же сидела мать, тускло горела свеча, а тело ребенка лежало в гробу.
Только лежало оно почему-то на боку, а не на спине, как положено. Я стоял в оцепенении и ничего не мог сообразить. Какой-то липкий страх словно обволок меня, как паутиной.
Меня, который каждый день ходил под ,
каждую минуту мог погибнуть, которому завтра предстояло опять отбивать атаки врага, превосходившего нас в несколько раз. Я посмотрел на женщину, она повернулась ко мне.
- Вы с кем-то разговаривали, - я слышал, что голос у меня хрипит, как будто я только что выкурил целую пачку папирос.
- Я… - Она как-то неловко провела рукой по лицу… - Да.… Сама с собой.… Представляла, что Петя еще жив…
Я постоял еще немного, повернулся и пошел спать. Всю ночь я прислушивался к звукам за занавеской, но там все было тихо. Под утро усталость все-таки взяла свое и я заснул.
Утром было срочное построение, нас опять отправляли на передовую. Я зашел попрощаться. Хозяйка все так же сидела на табуретке …перед пустым гробом. Я опять испытал ужас, даже забыл, что через несколько часов бой.
- А где Петя?
- Родственники из соседней деревни забрали его ночью, у них до кладбища ближе, там будем хоронить.
Никаких родственников ночью я не слышал, хотя, может быть, просто не проснулся. Но почему тогда не забрали гроб? Меня окликнули с улицы. Я приобнял ее за плечи и вышел из хаты.
Что было дальше, я не знаю. В это село мы больше не возвращались. Но чем больше проходит времени, тем чаще я вспоминаю эту историю. Ведь это мне не приснилось. И я тогда узнал голос Пети. Мать не могла так его сымитировать.
Что это тогда было? До сих пор я никогда и никому ничего не рассказывал. Зачем, все равно или не поверят или решат, что на старости лет с ума сошел.
Он закончил рассказ. Я посмотрел на него. Что я мог сказать, лишь пожал плечами… Мы еще долго сидели, пили чай, от спиртного он отказался, хотя я предложил сгонять за водкой. Потом попрощались, и я пошел домой. Была уже ночь, тускло светили фонари, а в лужах мелькали отблески фар проезжавших мимо машин.
Свидетельство
С нехорошим предчувствием я подошел к колодцу. Заглянул. На глубине метров пяти плавало тело мальчика
Зомби, восставший из мертвых
У каждого солдата был свой путь к Победе. О том, какой была его военная дорога, читателям рассказывает гвардии рядовой Сергей Шустов.
Мне полагалось призываться в 1940-м году, но я имел отсрочку. Поэтому попал в Красную Армию только в мае 1941-го. Из райцентра нас сразу привезли на «новую» польскую границу в строительный батальон. Там было ужас сколько народа. И все мы прямо на глазах у немцев строили укрепления и большой аэродром для тяжелых бомбардировщиков.
Надо сказать, что тогдашний «стройбат» был не чета нынешнему. Нас основательно обучали саперному и взрывному делу. Не говоря уж о том, что стрельбы проходили постоянно. Я-то, как парень городской, винтовку знал «от и до». Мы еще в школе стреляли из тяжелой боевой винтовки, умели ее собирать и разбирать «на время». Ребятам же из деревни, в этом плане, конечно, приходилось сложнее.
Когда началась война – а 22 июня в четыре часа утра наш батальон был уже в бою, – нам очень повезло с командирами. Все они, от ротного до комдива, воевали еще в Гражданскую, под репрессии не угодили. Видимо, поэтому и отступали мы грамотно, в окружение не попали. Хотя отходили с боями.
Кстати, вооружены мы были хорошо: каждый боец был буквально увешан подсумками с патронами, гранатами… Другое дело, что от самой границы до Киева мы не видели в небе ни одного советского самолета. Когда мы, отступая, проходили мимо нашего приграничного аэродрома, он был весь забит сожженными самолетами. И там нам попался всего лишь один летчик. На вопрос: «Что случилось, почему не взлетели?!» — он ответил: «Да мы ж все равно без горючего! Поэтому на выходные половина народу и ушла в увольнение».
Так мы отходили до старой польской границы, где, наконец, «зацепились». Хотя орудия и пулеметы были уже демонтированы, а боеприпасы вывезены, там сохранились отличные укрепления - огромные бетонные доты, в которые свободно входил поезд. Для обороны тогда использовали все подручные средства.
Например, из высоких толстых столбов, вокруг которых до войны вился хмель, делали противотанковые надолбы… Это место называлось Новоград-Волынский укрепленный район. И там мы задержали немцев на одиннадцать дней. По тем временам это считалось очень много. Правда, там же и полегла большая часть нашего батальона.
Но нам еще повезло, что мы не были на направлении главного удара: немецкие танковые клинья шли по дорогам. И когда мы уже отошли к Киеву, нам рассказали, что пока мы в Новоград-Волынске сидели, немцы обошли нас южнее и уже были на окраинах столицы Украины.
Но нашелся такой генерал Власов (тот самый – авт.), который их остановил. Под Киевом же я удивился: нас впервые за всю службу погрузили на машины и куда-то повезли. Как оказалось – срочно затыкать дыры в обороне. Это было в июле, а чуть позже меня наградили медалью «За оборону Киева».
В Киеве мы строили доты, дзоты в нижних и цокольных этажах домов. Минировали все, что можно, – мин у нас было в избытке. Но в обороне города мы до конца не участвовали – нас перебросили вниз по Днепру. Потому что догадывались: немцы могут форсировать реку там.
Свидетельство
От самой границы до Киева мы не видели в небе ни одного советского самолета. На аэродроме встретили летчика. На вопрос: «Почему не взлетели?!» — он ответил: «Да мы ж все равно без горючего!»
Как только я прибыл в часть, меня вооружили польским карабином – видимо, во время боевых действий 1939 года трофейные склады захватили. Он представлял собой ту же нашу «трехлинейку» образца 1891 года, но укороченную. И не с обычным штыком, а со штык-ножом, похожим на современный.
Точность и дальность боя у этого карабина была почти такая же, но зато он был значительно легче «прародительницы». Штык-нож же вообще годился на все случаи жизни: им можно было резать хлеб, людей, консервные банки. А при строительных работах он вообще незаменим.
Уже в Киеве мне выдали новенькую 10-зарядную винтовку СВТ. Я поначалу обрадовался: пять или десять патронов в обойме – в бою это много значит. Но выстрелил из нее пару раз – и у меня обойму заклинило. Да еще пули летели куда угодно, только не в цель. Поэтому я пошел к старшине и сказал: «Верни мне мой карабин».
Из-под Киева нас перебросили в город Кременчуг, который весь горел. Поставили задачу: за ночь вырыть в прибрежной круче командный пункт, замаскировать его и дать туда связь. Мы это сделали, и вдруг приказ: прямо по бездорожью, по кукурузному полю – отходить.
Мы пошли, и всем - уже пополненным - батальоном вышли к какой-то станции. Нас погрузили в эшелон и повезли вглубь страны от Днепра. И вдруг мы услыхали севернее нас невероятную канонаду. Небо огнем полыхает, все вражеские самолеты летят туда, на нас – ноль внимания.
Так в сентябре немцы прорвали фронт, пошли в атаку. А нас, получается, опять вовремя вывели, и в окружение мы не попали. Через Полтаву нас перебросили под Харьков.
Не доезжая до него 75 километров, мы увидели, что творится над городом: огонь зениток «расчерчивал» весь горизонт. В этом городе мы впервые попали под сильнейшую бомбежку: женщины, дети метались и гибли у нас на глазах.
Там же нас познакомили с инженером-полковником Стариновым, считавшимся одним из главных спецов в Красной Армии по закладке мин. Я потом, после войны, с ним переписывался. Успел поздравить его со столетием и получить ответ. А через неделю он умер…
Из лесистой зоны севернее Харькова нас и бросили в одно из первых в той войне серьезных контрнаступлений. Шли проливные дожди, нам это было на руку: авиация в воздух могла подняться редко. А когда поднималась, немцы сбрасывали бомбы куда попало: видимость-то была почти нулевая.
Под Харьковом же я наблюдал страшную картину. Несколько сот немецких автомобилей и танков намертво застряли в размокшем черноземе. Немцам просто некуда было деться. И, когда у них закончились боеприпасы, наши конники их порубали. Всех до единого.
5 октября уже ударил мороз. А мы все были в летнем обмундировании. И пилотки пришлось выворачивать на уши – так потом изображали пленных .
От нашего батальона опять осталось меньше половины - нас отправили на переформирование в тыл. И мы с Украины шли пешком до Саратова, куда попали под Новый год.
Тогда вообще была «традиция» такая: с фронта в тыл двигались исключительно пешком, а обратно на фронт – в эшелонах и на машинах. Кстати, легендарных «полуторок» мы тогда на фронте почти не встречали: основным армейским автомобилем был ЗИС-5.
Под Саратовом нас переформировали и в феврале 1942 года перебросили в Воронежскую область – уже не как строительный, а как саперный батальон.
И мы вновь участвовали в наступлении на Харьков – том печально знаменитом, когда наши войска попали в котел. Нас, правда, опять минула.
Я тогда попал с ранением в госпиталь. И прямо туда ко мне прибежал солдат и сказал: «Срочно одевайся и бегом в часть – приказ командира! Мы уходим». И я пошел. Потому что мы все страшно боялись отстать от своей части: там все знакомо, все друзья. А если отстанешь – бог его знает, куда попадешь.
К тому же, немецкие самолеты часто били специально по красным крестам. И в лесу шансов уцелеть было даже больше.
Оказалось, что немцы прорвали танками фронт. Нам дали приказ: минировать все мосты. И, если покажутся немецкие танки, – немедленно взрывать. Даже если не успели отойти наши войска. То есть бросать своих в окружении.
10 июля мы подошли к станице Вешенской, заняли на берегу оборону и получили жесткий приказ: «За Дон немцев не пускать!». А мы их еще и не видели. Потом поняли, что они за нами и не шли. А шпарили по степи с огромной скоростью совсем в другом направлении.
Тем не менее, на переправе через Дон царил настоящий кошмар: она физически не могла пропустить все войска. И тут, как по заказу, явились немецкие войска и с первого захода разнесли переправу.
У нас были сотни лодок, но и их не хватало. Что делать? Переправляться на подручных средствах. Лес там был весь тонкий и на плоты не годился. Поэтому мы стали выламывать в домах ворота и мастерить из них плоты.
Через реку натянули трос, и вдоль него соорудили импровизированные паромы. Поразило еще вот что. Вся река была усеяна глушеной рыбой. И местные казачки под бомбежкой, под обстрелом вылавливали эту рыбу. Хотя, казалось бы, надо забиться в погреб и носа оттуда не показывать.
Там же, в Вешенской, мы увидели разбомбленный дом Шолохова. Спросили у местных: «Он что, погиб?». Нам ответили: «Нет, перед самой бомбежкой он нагрузил машину детьми и увез их на хутор. А вот мать его осталась и погибла».
Потом многие писали о том, что весь двор был усеян рукописями. Но лично я никаких бумаг не заметил.
Только мы переправились, как нас отвели в лесок и стали готовить… обратно к переправе на тот берег. Мы говорим: «Зачем?!» Командиры отвечали: «Будем атаковать в другом месте». И еще получили приказ: если будут переправляться немцы в разведку, в них не стрелять – только резать, чтобы не поднимать шума.
Там же мы повстречали ребят из знакомой части и удивились: у сотен бойцов – один и тот же орден. Оказалось, что это был гвардейский значок: они одними из первых такие значки получили.
Потом мы переправились между Вешенской и городом Серафимович и заняли плацдарм, который немцы не могли взять до 19 ноября, когда оттуда началось наше наступление под Сталинградом. На этот плацдарм переправлялось много войск, в том числе танков.
Причем танки были самые разные: от новеньких «тридцатьчетверок» до древних, неизвестно как уцелевших «пулеметных» машин выпуска тридцатых годов.
Кстати, первые «тридцатьчетверки» я увидел, кажется, уже на второй день войны и тогда же впервые услышал фамилию «Рокоссовский».
В лесу стояло несколько десятков машин. Танкисты были все как на подбор: молодые, веселые, прекрасно обмундированные. И мы все сразу поверили: вот они сейчас как долбанут – и все, мы немцев разобьем.
Свидетельство
На переправе через Дон царил настоящий кошмар: она физически не могла пропустить все войска. И тут, как по заказу, явились немецкие войска и с первого захода разнесли переправу
Потом нас погрузили на баржи и повезли по Дону. Надо было как-то питаться, и мы стали прямо на баржах жечь костры, варить картошку. Боцман бегал и кричал, но нам было все равно - не с голоду же помирать. Да и шанс сгореть от немецкой бомбы был куда больше, чем от костра.
Потом еда кончилась, бойцы стали садиться на лодки и уплывать за провизией в села, мимо которых мы плыли. Командир опять же бегал с наганом, но сделать ничего не мог: голод не тетка.
И так мы плыли до самого Саратова. Там нас поставили посреди реки и окружили заграждениями. Правда, привезли сухой паек за прошедшее время и всех наших «беглецов» обратно. Они ведь были неглупые – понимали, что дело пахнет дезертирством – расстрельным делом. И, «подпитавшись» немного, являлись в ближайший военкомат: мол, отстал от части, прошу вернуть обратно.
И тут на наших баржах образовалась настоящая барахолка. Из консервных банок мастерили котелки, меняли, что называется, «шило на мыло». А самой большой ценностью считался «Капитал» Карла Маркса – его хорошая бумага шла на папиросы. Такой популярности у этой книги я ни до, ни после не видел…
Главной трудностью летом было — окапываться – эту целину можно было взять только киркой. Хорошо, если окоп удавалось вырыть хотя бы в полроста.
Однажды по моему окопу прошел танк, а я только думал: заденет он мою каску или нет? Не задел…
Еще запомнилось тогда, что наши противотанковые ружья немецкие танки совершенно «не брали» - только искры по броне сверкали. Вот так я и воевал в своей части, и не думал, что покину ее, но…
Потом меня отправили учиться на радиста. Отбор был жесткий: тех, у кого не было музыкального слуха, отбраковывали сразу.
Командир сказал: «Ну, их к черту, эти рации! Немцы их засекают и прямо по нам бьют». Так что пришлось мне взять в руки катушку с проводом – и вперед! А провод-то там был не витой, а цельный, стальной. Пока его один раз скрутишь – все пальцы обдерешь! У меня сразу вопрос: как его резать, как зачищать? А мне говорят: «У тебя карабин есть. Открой и опусти прицельную рамку – так и отрежешь. Ей же – и зачищать».
Нас обмундировали по-зимнему, но мне не досталось валенок. А какой свирепой была та – написано очень много.
Среди нас были узбеки, которые буквально замерзали насмерть. Я же без валенок отморозил пальцы, и мне их потом ампутировали без всякого наркоза. Хотя я все время и колотил ногами – это не помогло. 14 января меня снова ранило, и на этом моя Сталинградская битва закончилась…
Свидетельство
Самой большой ценностью считался «Капитал» Карла Маркса – его хорошая бумага шла на папиросы. Такой популярности у этой книги я ни до, ни после не видел
Нежелание попадать в госпиталь «аукнулось» многим фронтовикам уже после войны. Никаких документов об их ранениях не сохранилось, и даже получить инвалидность было большой проблемой.
Приходилось собирать свидетельства однополчан, которые потом проверяли через военкоматы: «А служил ли в то время рядовой Иванов вместе с рядовым Петровым?»
За свой ратный труд Сергей Васильевич Шустов награжден орденом Красной Звезды, орденом Отечественной Войны первой степени, медалями «За оборону Киева», «За оборону Сталинграда» и многими другими.
Но одной из самых дорогих наград он считает значок «Фронтовик», которые начали выдавать недавно. Хотя, как думает бывший «сталинградец», сейчас эти значки выдают «всем, кому не лень».
DKREMLEVRU
Несмотря на все ужасы войны, самым запомнившимся эпизодом в его эпопее оказался случай, когда не бомбили и не стреляли. О нем Сергей Васильевич рассказывает осторожно, глядя в глаза и, видимо, подозревая, что ему все-таки не поверят.
Но я поверил. Хотя рассказ этот и странный, и страшный.
— Про Новоград-Волынский я уже рассказывал. Именно там мы вели страшные бои, и там же полегла большая часть нашего батальона. Как-то в перерывах между боями мы оказались в маленькой деревушке под Новоградом-Волынским. Украинское село всего-то несколько хат, на берегу речки Случь.
Заночевали в одном из домов. Там жила хозяйка со своим сыном. Ему было лет десять-одиннадцать. Худой такой вечно грязный парнишка. Он все просил у бойцов дать ему винтовку, пострелять.
Прожили мы там всего два дня. Во вторую ночь нас разбудил какой-то шум. Тревога для солдат дело привычное, поэтому проснулись все сразу. Нас было четверо.
Женщина со свечой стояла посреди хаты и плакала. Мы всполошились, спросили, что произошло? Оказалось, что пропал ее сын. Мы, как могли, успокоили мать, сказали, что поможем, оделись и вышли искать.
Уже светало. Мы прошли по селу, кричали: «Петя…», - так звали мальчонку, но нигде его не было. Вернулись обратно.
Женщина сидела на лавочке возле дома. Мы подошли, закурили, сказали, что волноваться и тревожиться пока не стоит, неизвестно куда мог убежать этот сорванец.
Когда я прикуривал папиросу, то отвернулся в сторону от ветра, и заметил в глубине двора открытую яму. Это был колодец. Но сруб куда-то делся, скорее всего, пошел на дрова, а доски, которыми была прикрыта яма, оказались сдвинуты.
С нехорошим предчувствием я подошел к колодцу. Заглянул. На глубине метров пяти плавало тело мальчика.
Зачем он пошел ночью во двор, что ему понадобилось возле колодца, неизвестно. Может, достал патронов и пошел закапывать, чтобы сохранить свой детский секрет.
Пока мы думали, как достать тело, пока искали веревку, обвязывали ею самого легкого из нас, пока поднимали тело, прошло не меньше двух часов. Тело мальчугана было скрюченным, задеревенело, и было очень трудно разогнуть ему руки и ноги.
Вода в колодце была очень холодная. Мальчишка был мертв уже несколько часов. Я видел много , много трупов и у меня не было сомнения. Мы занесли его в комнату. Пришли соседи и сказали, что все подготовят к похоронам.
Вечером убитая горем мать сидел рядом с гробом, который уже успел смастерить сосед-плотник. Ночью, когда мы улеглись спать, за ширмой я видел возле гроба ее силуэт, дрожащий на фоне мерцавшей свечки.
Свидетельство
Несмотря на все ужасы войны, самым запомнившимся эпизодом в моей эпопее оказался случай, когда не бомбили и не стреляли
Позже я проснулся от шепота. Говорили двое. Один голос был женский и принадлежал матери, другой детский, мальчишечий. Я не знаю украинского языка, но смысл все равно был понятен.
Мальчик говорил:
- Я сейчас уйду, меня не должны видеть, а потом, когда все уедут, вернусь.
- Когда? — Женский голос.
- Послезавтра ночью.
- Ты, взаправду, придешь?
- Приду, обязательно.
Я подумал, что хозяйку навестил кто-то из друзей мальчика. Я поднялся. Меня услышали, и голоса стихли. Я подошел, отодвинул занавеску. Посторонних там не было. Все так же сидела мать, тускло горела свеча, а тело ребенка лежало в гробу.
Только лежало оно почему-то на боку, а не на спине, как положено. Я стоял в оцепенении и ничего не мог сообразить. Какой-то липкий страх словно обволок меня, как паутиной.
Меня, который каждый день ходил под ,
каждую минуту мог погибнуть, которому завтра предстояло опять отбивать атаки врага, превосходившего нас в несколько раз. Я посмотрел на женщину, она повернулась ко мне.
- Вы с кем-то разговаривали, - я слышал, что голос у меня хрипит, как будто я только что выкурил целую пачку папирос.
- Я… - Она как-то неловко провела рукой по лицу… - Да.… Сама с собой.… Представляла, что Петя еще жив…
Я постоял еще немного, повернулся и пошел спать. Всю ночь я прислушивался к звукам за занавеской, но там все было тихо. Под утро усталость все-таки взяла свое и я заснул.
Утром было срочное построение, нас опять отправляли на передовую. Я зашел попрощаться. Хозяйка все так же сидела на табуретке …перед пустым гробом. Я опять испытал ужас, даже забыл, что через несколько часов бой.
- А где Петя?
- Родственники из соседней деревни забрали его ночью, у них до кладбища ближе, там будем хоронить.
Никаких родственников ночью я не слышал, хотя, может быть, просто не проснулся. Но почему тогда не забрали гроб? Меня окликнули с улицы. Я приобнял ее за плечи и вышел из хаты.
Что было дальше, я не знаю. В это село мы больше не возвращались. Но чем больше проходит времени, тем чаще я вспоминаю эту историю. Ведь это мне не приснилось. И я тогда узнал голос Пети. Мать не могла так его сымитировать.
Что это тогда было? До сих пор я никогда и никому ничего не рассказывал. Зачем, все равно или не поверят или решат, что на старости лет с ума сошел.
Он закончил рассказ. Я посмотрел на него. Что я мог сказать, лишь пожал плечами… Мы еще долго сидели, пили чай, от спиртного он отказался, хотя я предложил сгонять за водкой. Потом попрощались, и я пошел домой. Была уже ночь, тускло светили фонари, а в лужах мелькали отблески фар проезжавших мимо машин.
Свидетельство
С нехорошим предчувствием я подошел к колодцу. Заглянул. На глубине метров пяти плавало тело мальчика
Быстрые новости сегодня
Случилось это на Курской дуге, когда целью бронебойного снаряда, выпущенного нашей 76-мм пушкой, стала минная танкетка-транспортер «Боргвард», оказавшаяся в тот момент на немецком среднем танке-носителе. Примитивные «боевые роботы» «Боргвард» использовались фашистами для разминирования объектов или подрывов дотов. Так или иначе, начиненная большим объемом взрывчатки танкетка сдетонировала от прямого попадания снаряда, спровоцировав также подрыв боекомплекта самого танка. Вся эта объятая пламенем груда металла, взлетев на воздух, обрушилась на стоявшую по соседству тяжелую самоходную артиллерийскую установку «Фердинанд». Результат: одним снарядом было безвозвратно уничтожено три боевых машины противника.
Другой случай подобного везения в боевых условиях произошел еще в начале войны, когда пошедший было в наступление советский тяжелый «КВ-1» встал прямо посреди поля боя недалеко от немецких позиций: заглох мотор. Такое иногда случалось: наши экипажи не всегда успевали хорошо освоить материальную часть вверенной им новой военной техники. Не хватало знаний, времени и, соответственно, опыта. Потеряв ход и управление, танкисты решили дать последний бой, открыв по фашистам огонь из орудия и пулеметов. Но вскоре у них закончились боеприпасы.
Сообразив, что красноармейцы попали в ловушку и деваться им некуда, немцы предложили экипажу сдаться. Наши танкисты ответили категорическим отказом. Подойдя вплотную к неопасному уже тяжелому танку, гитлеровцы, в свою очередь, восхищались чудом русской техники, нахваливая и постукивая по всем частям брони. При этом лезть на рожон, пытаясь вскрыть люк, они, конечно же, не желали. Уничтожать «КВ-1» тоже никто не собирался: фашисты, наоборот, всякий раз старались по мере возможности пополнить коллекцию трофеев вермахта очередной новинкой или просто хорошо сохранившимся экземпляром техники противника.
Словом, нацисты решили транспортировать «КВ-1» на свои позиции, подцепив к нему тросами два своих легких «Панцеркампфвагена» («Т-2»). Взревели моторы, поднатужились фрикционы… И тут (о чудо!) произошло непредвиденное. Оказывается своими усилиями немецкие танки завели наш «КВ-1». А дальше все уже было делом техники: получив от врага такую своевременную помощь, механик-водитель включил заднюю передачу и газанул как следует. Ну что такое два немецких 9-тонных «мухаря» против почти 50-тонного советского гиганта!
Тяжеловес как две игрушки потянул вражескую технику в сторону уже своих позиций. Фашистским экипажам оставалось только в панике быстро покинуть свои машины и ретироваться. Таким образом, потенциальная жертва сама обзавелась неплохой партией трофеев.
Во время Новороссийско-Майкопской наступательной операции был сбит самолет Николая Аверкина. «Приземляться» летчику пришлось на свинцовые волны Черного моря, тогда уже на такие теплые, как в те дни, с которыми у нас всегда ассоциируется этот солнечный край, потому что шла зима 1943 года. Да и никаких подручных средств борьбы ни с волнами, ни с ветром, ни с холодом у сбитого летчика не оказалось. Даже по штату это не было положено, так как летная часть Николая не относилась к морской авиации.
Окунувшись в студеные волны, пилот ощутил на себе весь ужас своего незавидного положения: барахтаться ему в ледяной воде предстояло совсем недолго, если бы только не произошло чуда… И оно произошло! Борясь с ветром и холодными волнами, он вдруг увидел всплывающую в нескольких метрах от себя подводную лодку. Еще оставалась опасность, что это окажется вражеская субмарина, что порой случалось: «доблестные волки» кригсмарине иногда не брезговали выискивать и подбирать (брать в плен) моряков и летчиков противника. Но тут Николай услышал такую желанную русскую речь: «Хорош там купаться, лови конец!». Поймав спасательный круг, он быстро добрался до лодки. И уже через несколько минут, поднявшись на борт советской субмарины, был окончательно спасен.
Трудно представить, что такое могло произойти в Черном море посреди бела дня (а это было именно так). Ведь в 1943 году вражеские войска все еще царили на суше и на море: на воде безраздельно господствовали немецкие корабли и подводные лодки, а в воздухе - люфтваффе. Все, что появлялось на поверхности, просто топилось. Поэтому советские подводники вели себя тише воды и ниже травы. Если наши субмарины и всплывали для зарядки аккумуляторов, то лишь по ночам и вдалеке от родных берегов. То, что произошло в случае с Николаем, было чистой воды случайностью: лодка просто вынуждена была произвести аварийное всплытие. И ведь надо было такому случиться - именно в то время и в том месте, где, казалось бы, уже прощался с жизнью Николай Аверкин. Но судьба, видимо, была благосклонна к советскому летчику.
Хранила она и красноармейца Дмитрия Пальчикова, водителя «Студебеккера». Во время битвы под Москвой он на своем ленд-лизовском грузовике наскочил на противотанковую мину. В тот раз Дмитрий Григорьевич подвозил бойцов к передовой линии, кроме того сам «Студебеккер» был использован в качестве тягача к тяжелому орудию. После подрыва ни от сидящих в кузове красноармейцев, ни от орудия, ни от самого грузовика ничего не осталось. Кабину, в которой сидел Дмитрий, оторвало и отбросило далеко вперед, а сам он… отделался легкими царапинами. Проблема заключалась в том, что на дворе стоял жуткий мороз, а всем, кто управлял техникой (неважно какой - танками, грузовиками, тягачами) запрещено было оставлять ее до прибытия своих.
Красноармейца спас ангел-хранитель
Известны даже случаи, когда нашим танкистам приходилось часами находиться рядом со своим подбитым в бою танком (сидя, скажем, где-нибудь поблизости в воронке от снаряда), пока на поле боя не прибывала «техничка» (ремонтная служба). Так вот Дмитрию и в этот раз повезло: две с половиной недели (!) ему пришлось дежурить рядом с остатками грузовика. Он жег костер, спал лишь урывками, но не покинул своего поста. Спастись от лютого мороза ему помогли проезжавшие и проходившие мимо красноармейцы, подкармливая и подбадривая бойца. В результате, он остался жив, ничего не отморозил и не заболел. В таких случаях люди говорят: спас ангел-хранитель.
Война, как известно, привела к тому, что миллионы людей оказались на огромной территории оторванными от своих семей. Найти в таких условиях своих близких тоже было настоящим везением. Бывало так, что у солдата, воюющего на фронте, терялась связь с женой и детьми только потому, что эшелон, в котором они отправлялись в эвакуацию, оказывался разбомбленным прямо во время движения. Представьте, что при этом бойца переводили в другую часть, и семья, с другой стороны, окончательно теряла ниточку переписки. В таких случаях могло помочь только чудо.
Часто на фронт приходили безымянные посылки, названные, например: «Самому храброму бойцу». Пришла одна из таких в конце 1944 года и в один из артиллерийских полков. Посовещавшись, бойцы решили отдать ее своему товарищу Григорию Турянчику, не раз в бою подтверждавшему столь высокое звание. Родные его были эвакуированы из блокады, когда сам боец тяжелораненный лежал в госпитале. С тех пор он ничего о них не слышал. Получив посылку, Григорий распечатал ее и первым делом увидел лежащее поверх гостинцев письмо, в котором ему передавался привет из тыла. А в конце письма он прочел: «Дорогой боец, если есть такая возможность, напиши, не встречал ли ты где-нибудь на передовой моего мужа Григория Турянчика. С глубоким уважением, его жена Елена».
Т ри уникальных случая, которые нкажутся невероятными...
1. О русской смекалке.
Шел 1941-й год. Наш танк КВ-1 остановился через неурядицы в двигателе на нейтральной полосе. Попросту заглох, а АКБ не давали возможности завестись. На беду снаряды и патроны кончились, а немцы были еще непуганными и наглыми.
Экипаж решил притворится мертвым... и забаррикадировался внутри. Благо немецкие снаряды полевой артиллерии и танков броню КВ-1 пробить не могли.
Немцы долго стучали по броне заглохшего КВ-1, предлагали экипажу показаться, обещали накормить и хорошо обращаться, но те ни в какую. Экипаж нашего танка в данном конкретном случае, скорее всего подозревал, чем все закончится. И знал, что выкурить их из танка не так-то просто.
Фашисты дождались свою технику и попытались танк отбуксировать поближе к ремонтным частям. Видимо они решили, что экипаж покинул танк, каким-то образом закрыв люки. А остановка произошла т.к. у танка кончилось горючее (наиболее частая причина остановки КВ-1). Фашисты зацепили КВ своим тягачом, но сдвинуть махину не смогли. Тогда они зацепили его двумя своими легкими танками, чтобы отбуксировать КВ-1 в свое расположение, пусть даже вместе с экипажем... и там без препятствий открыть.
Но их расчет не сработал - когда они начали буксировку, наш танк завелся с "толкача" и лихо потянул немецкие танки теперь уже в наше расположение...
Немецкие танкисты вынуждены были оставить свои танки и КВ-1 без проблем, так и притянул их к нашим позициям...))))) Такой вот занятный курьез!
Танк был весьма удачным по боевой части и не очень по ходовой. Отличался высокой живучестью, особенно в летнее время. Как я уже писал, броня этих тяжелых танков не пробивалась ни немецкими противотанковыми пушками калибра 37 миллиметров, ни орудиями танков Pz-III, Pz-IV и Pz-38, стоявших на вооружении панцерваффе.
Немцы могли его лишь "разуть" - снять прямым попаданием гусеницу. Но были случаи, когда КВ-1 мог двигаться без одной из них.
Большой проблемой танка был двигатель, слабоватый для такой махины. Любая рытвина заставляла его работать на максимальных оборотах. Экипажу был нужен опытный механник-водитель. Слабоваты были и АКБ. Танк был принят на вооружение практически без ходовых испытаний, после пары удачных эизодов во время финской войны, на ровных площадках с каменистым грунтом. Но во всем, что касалось "боевой части" он был очень хорош!
Немцам приходилось применять против "КВ" способ борьбы, очень схожий с охотой первобытных людей на мамонта. Одни немецкие танки отвлекали внимание экипажа "КВ", пока сзади него не устанавливалось 88-миллиметровое зенитное орудие.
Только попаданием снаряда в щель между корпусом и башней удавалось заклинить башнею и тем самым окончательно превратить советский танк в мертвую глыбу. Известен случай, когда отвлеканием экипажа "КВ" занимались около десяти немецких танков!
В начале войны, один танк КВ-1 мог наделать много шороху не только в тылах противника, но и на передовой. Было бы топливо и боеприпасы.
2. Расстрел фашисткой колонны не прячась в засаду.
Описание подвига из наградного листа (орфография и пунктуация сохранены):
13 июля 1942 года, в р-не Н-МИТЯКИНСКОЕ 2-е, танк «КВ» л-нта КОНОВАЛОВА стоял из-за неисправности после боя. Экипаж своими силами восстанавливал танк. В это время показалось 2 немецкие бронемашины. Тов. КОНОВАЛОВ немедленно открыл огонь и 1 машина была подожжена, вторая поспешно скрылась. Вслед за бронемашинами показалась движущаяся колонна танков, сначало 35 машин, а затем еще 40. Пр-к продвигался к деревне. Л-нт КОНОВАЛОВ, используя выгодную позицию своего замаскированного танка, решил принять бой. Подпустив первую колонну танков на расстояние 500-600 метров, экипаж «КВ» открыл огонь. Прямой наводкой было уничтожено 4 танка. Колонна пр-ка не приняла бой, вернулась обратно. Но через некоторое время развернутым строем деревню атаковали 55 танков пр-ка. Л-нт КОНОВАЛОВ решил продолжить борьбу с бронированными машинами немецко-фашистских захватчиков, несмотря на такое подавляющее превосходство. Героический экипаж поджег еще 6 танков пр-ка и заставил его вторично откатиться. Враг предпринимает третью атаку. Герои-танкисты, руководимые своим комсомольцем-командиром тов. КОНОВАЛОВЫМ, ведут огонь по танкам и машинам пр-ка до последнего снаряда. Они уничтожают ещё 6 вражеских танков, 1 бронемашину и 8 автомашин с вражескими солдатами и офицерами. Советская крепость умолкает. Фашисты открывают огонь из 105мм орудия, которое подтягивают к танку на расстояние 75 метров. Экипаж танка с Героем-командиром Лейтенантом КОНОВАЛОВЫМ вместе с танком погиб в этом неравном бою. Защищая нашу Родину от немецких захватчиков, л-нт КОНОВАЛОВ проявил мужество, непоколебимую стойкость, беззаветный героизм. За героизм проявленный при защите Родины, тов. КОНОВАЛОВ достоин посмертного присвоения звания «ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА» с вручением Ордена ЛЕНИНА и Медаль «ЗОЛОТАЯ ЗВЕЗДА». Источник с документами http://2w.su/memory/970
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ГЕРОЯМ!К сожалению, у советской армии в 1941 году было недостаточно танков "КВ", чтобы остановить стремительное продвижение вермахта в глубь страны. Немцы уважали советские тяжелые танки. Танки в хорошем состоянии они не подрывали, а слегка модернизировали, рисовали на них кресты, пересаживали свой экипаж и отправляли в бой, только теперь уже за Германию.
Вот фото факты...
Модернизированый трофейный советский танк КВ-1 из состава 204-го танкового полка 22-й танковой дивизии вермахта.
Немцы установили на нем вместо 76,2-мм пушки немецкую 75-мм пушку KwK 40 L/48, а так же командирскую башенку. Время съемки 1943г.
По немецким данным из имевшихся в частях РККА перед началом войны 28 000 танков за два месяца боевых действий к 22 августа 1941 года было потеряно более 14 079 танков. Значительная часть из этих машин была потеряна в ходе боев или была уничтожена при отступлении, но огромное количество техники было брошено исправной в парках, на маршах из-за нехватки топлива или оставлено из-за неисправностей, многие из которых могли быть устранены в короткие строки.
По некоторым данным в начальный период войны немцам досталось в исправном состоянии до 1100 танков Т-26, около 500 танков БТ (всех модификаций), более 40 танков Т-28 и более 150 танков Т-34 и КВ.
Захваченные в исправном состоянии танки использовались захватившими их подразделениями и обычно служили до полного выхода из строя.
3-й обещанный СЛУЧАЙ! СОВСЕМ УБОЙНЫЙ
(воспоминания немецкого
генерал-полковника
Эрхарда Рауса
)
6-я танковая дивизия вермахта входила в состав 41-го танкового корпуса. Вместе с 56-м танковым корпусом он составлял 4-ю танковую группу — главную ударную силу группы армий «Север», в задачу которой входили захват Прибалтики, взятие Ленинграда и соединение с финнами. 6-й дивизией командовал генерал-майор Франц Ландграф. Она была вооружена в основном танками чехословацкого производства PzKw-35t — легкими, с тонкой броней, но обладавшими высокой маневренностью и проходимостью. Было некоторое количество более мощных PzKw-III и PzKw-IV. Перед началом наступления дивизия была разделена на две тактические группы. Более мощной командовал полковник Эрхард Раус, более слабой — подполковник Эрих фон Зекендорф.
В первые два дня войны наступление дивизии шло успешно. К вечеру 23 июня дивизия захватила литовский город Расейняй и форсировала реку Дубисса. Поставленные перед дивизией задачи были выполнены, но немцев, уже имевших опыт кампаний на западе, неприятно поразило упорное сопротивление советских войск. Одно из подразделений группы Рауса попало под огонь снайперов, занимавших позиции на фруктовых деревьях, росших на лугу. Снайперы убили нескольких немецких офицеров, задержали наступление немецких подразделений почти на час, не дав им возможности быстро окружить советские части. Снайперы были заведомо обречены, поскольку оказались внутри расположения немецких войск. Но они выполняли задачу до конца. На западе ничего подобного немцы не встречали.
Каким образом единственный КВ-1 оказался утром 24 июня в тылу группы Рауса — непонятно. Не исключено, что он просто заблудился. Тем не менее, в итоге танк перекрыл единственную дорогу, ведущую из тыла к позициям группы.
Этот эпизод описан не штатными коммунистическими пропагандистами, а самим Эрхардом Раусом. Раус затем всю войну отвоевал на Восточном фронте, пройдя Москву, Сталинград и Курск, и закончил ее в должности командующего 3-й танковой армией и в звании генерал-полковника. Из 427 страниц его мемуаров, непосредственно описывающих боевые действия, 12 посвящены двухдневному бою с единственным русским танком у Расейняя. Рауса явно потряс этот танк. Поэтому причин для недоверия нет. Советская историография обошла данный эпизод вниманием. Более того, поскольку впервые в отечественной печати он был упомянут Суворовым-Резуном, некоторые «патриоты» стали «разоблачать» подвиг. В смысле — не подвиг это, а так себе.
КВ, экипаж которого составляет 4 человека, «обменял» себя на 12 грузовиков, 4 противотанковые пушки, 1 зенитное орудие, возможно, на несколько танков, а также на несколько десятков убитых и умерших от ран немцев. Это само по себе выдающийся результат, учитывая тот факт, что до 1945 года в подавляющем большинстве даже победных боев наши потери оказывались выше немецких. Но это только прямые потери немцев. Косвенные — потери группы Зекендорфа, которая, отражая советский удар, не могла получить помощь от группы Рауса.
Соответственно, по той же причине потери нашей 2-й танковой дивизии были меньше, чем в случае, если бы Раус поддержал Зекендорфа.
Однако, пожалуй, важнее прямых и косвенных потерь людей и техники стала потеря немцами времени. Вермахт 22 июня 1941 года на всем Восточном фронте имел всего 17 танковых дивизий, в том числе в 4-й танковой группе — 4 танковые дивизии. Одну из них и держал в одиночку КВ. Причем 25 июня 6-я дивизия не могла наступать исключительно по причине наличия в ее тылу единственного танка. Один день промедления одной дивизии — очень много в условиях, когда немецкие танковые группы наступали в высоком темпе, разрывая оборону РККА и устраивая ей множество «котлов». Вермахт ведь фактически выполнил задачу, поставленную «Барбароссой», почти полностью уничтожив ту Красную армию, которая противостояла ему летом 41-го. Но из-за таких «казусов», как непредвиденный танк на дороге, сделал это гораздо медленнее и с гораздо большими потерями, чем планировалось. И нарвался в конце концов на непроходимую грязь русской осени, смертельные морозы русской зимы и сибирские дивизии под Москвой. После чего война перешла в безнадежную для немцев затяжную стадию.
И все же самое удивительное в этом бою — поведение четырех танкистов, имен которых мы не знаем и не узнаем никогда. Они создали немцам больше проблем, чем вся 2-я танковая дивизия, к которой, видимо, КВ и принадлежал. Если дивизия задержала немецкое наступление на один день, то единственный танк — на два. Недаром Раусу пришлось отнимать зенитки у Зекендорфа, хотя, казалось бы, должно было быть наоборот.
Практически невозможно предположить, что танкисты имели специальное задание перекрыть единственный путь снабжения группы Рауса. Разведка у нас в тот момент просто отсутствовала. Значит, танк оказался на дороге случайно. Командир танка сам понял, какую важнейшую позицию он занял. И сознательно стал ее удерживать. Вряд ли стояние танка на одном месте можно трактовать как отсутствие инициативы, слишком умело действовал экипаж. Наоборот, стояние и было инициативой.
Безвылазно просидеть в тесной железной коробке два дня, причем в июньскую жару, — само по себе пытка. Если эта коробка к тому же окружена противником, цель которого — уничтожить танк вместе с экипажем (вдобавок танк — не одна из целей врага, как в «нормальном» бою, а единственная цель), для экипажа это уже совершенно невероятное физическое и психологическое напряжение. Причем почти все это время танкисты провели не в бою, а в ожидании боя, что в моральном плане несравненно тяжелее.
Все пять боевых эпизодов — разгром колонны грузовиков, уничтожение противотанковой батареи, уничтожение зенитки, стрельба по саперам, последний бой с танками — суммарно вряд ли заняли даже час. Остальное время экипаж КВ гадал, с какой стороны и в какой форме их будут уничтожать в следующий раз. Особенно показателен бой с зениткой. Танкисты сознательно медлили, пока немцы не установили пушку и не начали готовиться к стрельбе, — чтобы самим выстрелить наверняка и кончить дело одним снарядом. Попробуйте хотя бы примерно представить себе такое ожидание.
Более того, если в первый день экипаж КВ еще мог надеяться на приход своих, то на второй, когда свои не пришли и даже шум боя у Расейняя затих, стало яснее ясного: железная коробка, в которой они жарятся второй день, достаточно скоро превратится в их общий гроб. Они приняли это как данность и продолжали воевать.
Вот что пишет об этом сам Эрхард Раус: «В нашем секторе не происходило ничего важного. Войска улучшали свои позиции, вели разведку в направлении Силувы и на восточном берегу Дубиссы в обоих направлениях, но в основном пытались выяснить, что же происходит на южном берегу. Мы встречали только небольшие подразделения и отдельных солдат. За это время мы установили контакте патрулями боевой группы «фон Зекендорф» и 1-й танковой дивизии у Лидавеная. При очистке лесистого района к западу от плацдарма наша пехота столкнулась с более крупными силами русских, которые в двух местах все еще удерживались на западном берегу реки Дубисса.
В нарушение принятых правил, несколько пленных, захваченных в последних боях, в том числе один лейтенант Красной Армии, были отправлены в тыл на грузовике под охраной всего лишь одного унтер-офицера. На полпути назад к Расейнаю шофер внезапно увидел на дороге вражеский танк и остановился. В этот момент русские пленные (а их было около 20 человек) неожиданно набросились на шофера и конвоира. Унтер-офицер сидел рядом с шофером лицом к пленным, когда они попытались вырвать у них обоих оружие. Русский лейтенант уже схватил автомат унтер-офицера, но тот сумел освободить одну руку и изо всех сил ударил русского, отбросив его назад. Лейтенант рухнул и увлек с собой еще несколько человек. Прежде чем пленные успели снова броситься на унтер-офицера, тот освободил левую руку, хотя его держали трое. Теперь он был совершенно свободен. Молниеносно он сорвал автомат с плеча и дал очередь по взбунтовавшейся толпе. Эффект оказался ужасным. Лишь несколько пленных, не считая раненного офицера, сумели выпрыгнуть из машины, чтобы спрятаться в лесу. Автомобиль, в котором живых пленных не осталось, быстро развернулся и помчался обратно к плацдарму, хотя танк обстрелял его.
Эта маленькая драма стала первым признаком того, что единственная дорога, ведущая к нашему плацдарму, заблокирована сверхтяжелым танком КВ-1. Русский танк вдобавок сумел уничтожить телефонные провода, связывающие нас со штабом дивизии. Хотя намерения противника оставались неясными, мы начали опасаться атаки с тыла. Я немедленно приказал 3-й батарее лейтенанта Венгенрота из 41-го батальона истребителей танков занять позицию в тылу возле плоской вершины холма поблизости от командного пункта 6-й моторизованной бригады, который также служил командным пунктом всей боевой группы. Чтобы укрепить нашу противотанковую оборону, мне пришлось развернуть на 180 градусов находившуюся рядом батарею 150-мм гаубиц. 3-я рота лейтенанта Гебхардта из 57-го саперного танкового батальона получила приказ заминировать дорогу и ее окрестности. Приданные нам танки (половина 65-го танкового батальона майора Шенка) были расположены в лесу. Они получили приказ быть готовыми к контратаке, как только это потребуется.
Время шло, но вражеский танк, заблокировавший дорогу, не двигался, хотя время от времени стрелял в сторону Расейная. В полдень 24 июня вернулись разведчики, которых я отправил уточнить обстановку. Они сообщили, что кроме этого танка не обнаружили ни войск, ни техники, которые могли бы атаковать нас. Офицер, командовавший этим подразделением, сделал логичный вывод, что это одиночный танк из отряда, атаковавшего боевую группу «фон Зекендорф».
Хотя опасность атаки развеялась, следовало принять меры, чтобы поскорее уничтожить эту опасную помеху или, по крайней мере, отогнать русский танк подальше. Своим огнем он уже поджег 12 грузовиков со снабжением, которые шли к нам из Расейная. Мы не могли эвакуировать раненых в боях за плацдарм, и в результате несколько человек скончались, не получив медицинской помощи, в том числе молодой лейтенант, раненный выстрелом в упор. Если бы мы сумели вывезти их, они были бы спасены. Все попытки обойти этот танк оказались безуспешными. Машины либо вязли в грязи, либо сталкивались с разрозненными русскими подразделениями, все еще блуждающими по лесу.
Поэтому я приказал батарее лейтенанта Венгенрота. недавно получившей 50-мм противотанковые пушки, пробраться сквозь лес, подойти к танку на дистанцию эффективной стрельбы и уничтожить его. Командир батареи и его отважные солдаты с радостью приняли это опасное задание и взялись за работу с полной уверенностью, что она не затянется слишком долго. С командного пункта на вершине холма мы следили за ними пока они аккуратно пробирались среди деревьев от одной лощины к другой. Мы были не одни. Десятки солдат вылезли на крыши и забрались на деревья с напряженным вниманием ожидая, чем кончится затея. Мы видели, как первое орудие приблизилось на 1000 метров к танку, который торчал прямо посреди дороги. Судя по всему, русские не замечали угрозы. Второе орудие на какое-то время пропало из вида, а потом вынырнуло из оврага прямо перед танком и заняло хорошо замаскированную позицию. Прошло еще 30 минут, и последние два орудия тоже вышли на исходные позиции.
Мы следили за происходящим с вершины холма. Неожиданно кто-то предположил, что танк поврежден и брошен экипажем, так как он стоял на дороге совершенно неподвижно, представляя собой идеальную мишень. (Можно представить себе разочарование наших товарищей, которые, обливаясь потом, несколько часов тащили пушки на огневые позиции, если бы так оно и было.) Внезапно грохнул выстрел первой из наших противотанковых пушек, мигнула вспышка, и серебристая трасса уперлась прямо в танк. Расстояние не превышало 600 метров. Мелькнул клубок огня, раздался отрывистый треск. Прямое попадание! Затем последовали второе и третье попадания.
Офицеры и солдаты радостно закричали, словно зрители на веселом спектакле. «Попали! Браво! С танком покончено!» Танк никак не реагировал, пока наши пушки не добились 8 попаданий. Затем его башня развернулась, аккуратно нащупала цель и начала методично уничтожать наши орудия одиночными выстрелами 80-мм орудия. Две наших 50-мм пушки были разнесены на куски, остальные две были серьезно повреждены. Личный состав потерял несколько человек убитыми и ранеными. Лейтенант Венгенрот отвел уцелевших назад, чтобы избежать напрасных потерь. Только после наступления ночи он сумел вытащить пушки. Русский танк по-прежнему наглухо блокировал дорогу, поэтому мы оказались буквально парализованными. Глубоко потрясенный лейтенант Венгенрот вместе со своими солдатами вернулся на плацдарм. Недавно полученное оружие, которому он безоговорочно доверял, оказалось совершенно беспомощным против чудовищного танка. Чувство глубокого разочарования охватило всю нашу боевую группу.
Требовалось найти какой-то новый способ овладеть ситуацией.
Было ясно, что из всего нашего оружия только 88-мм зенитные орудия с их тяжелыми бронебойными снарядами могут справиться с уничтожением стального исполина. Во второй половине дня одно такое орудие было выведено из боя под Расейнаем и начало осторожно подползать к танку с юга. КВ-1 все еще был развернут на север, так как именно с этого направления была проведена предыдущая атака. Длинноствольная зенитка приблизилась на расстояние 2000 ярдов, с которого уже можно было добиться удовлетворительных результатов. К несчастью грузовики, которые ранее уничтожил чудовищный танк, все еще догорали по обочинам дороги, и их дым мешал артиллеристам прицелиться. Но, с другой стороны, этот же дым превратился в завесу, под прикрытием которой орудие можно было подтащить еще ближе к цели. Привязав к орудию для лучшей маскировки множество веток, артиллеристы медленно покатили его вперед, стараясь не потревожить танк.
Наконец расчет выбрался на опушку леса, откуда видимость была отличной. Расстояние до танка теперь не превышало 500 метров. Мы подумали, что первый же выстрел даст прямое попадание и наверняка уничтожит мешающий нам танк. Расчет начал готовить орудие к стрельбе.
Хотя танк не двигался со времени боя с противотанковой батареей, оказалось, что его экипаж и командир имеют железные нервы. Они хладнокровно следили за приближением зенитки, не мешая ей, так как пока орудие двигалось, оно не представляло никакой угрозы для танка. К тому же чем ближе окажется зенитка, тем легче будет уничтожить ее. Наступил критический момент в дуэли нервов, когда расчет принялся готовить зенитку к выстрелу. Для экипажа танка настало время действовать. Пока артиллеристы, страшно нервничая, наводили и заряжали орудие, танк развернул башню и выстрелил первым! Каждый снаряд попадал в цель. Тяжело поврежденная зенитка свалилась в канаву, несколько человек расчета погибли, а остальные были вынуждены бежать. Пулеметный огонь танка помешал вывезти орудие и подобрать погибших.
Провал этой попытки, на которую возлагались огромные надежды, стал для нас очень неприятной новостью. Оптимизм солдат погиб вместе с 88-мм орудием. Наши солдаты провели не самый лучший день, жуя консервы, так как подвезти горячую пищу было невозможно.
Однако самые большие опасения улетучились, хотя бы на время. Атака русских на Расейнай была отбита боевой группой «фон Зекендорф», которая сумела удержать высоту 106. Теперь можно было уже не опасаться, что советская 2-я танковая дивизия прорвется к нам в тыл и отрежет нас. Оставалась лишь болезненная заноза в виде танка, который блокировал наш единственный путь снабжения. Мы решили, что если с ним не удалось справиться днем, то уж ночью мы сделаем это. Штаб бригады несколько часов обсуждал различные варианты уничтожения танка, и начались приготовления сразу к нескольким из них.
Наши саперы предложили ночью 24/25 июня просто подорвать танк. Следует сказать, что саперы не без злорадного удовлетворения следили за безуспешными попытками артиллеристов уничтожить противника. Теперь наступил их черед попытать удачу. Когда лейтенант Гебхардт вызвал 12 добровольцев, все 12 человек дружно подняли руки. Чтобы не обидеть остальных, был выбран каждый десятый. Эти 12 счастливчиков с нетерпением ожидали приближения ночи. Лейтенант Гебхардт, который намеревался лично командовать операцией, детально ознакомил всех саперов с общим планом операции и персональной задачей каждого из них в отдельности. После наступления темноты лейтенант во главе маленькой колонны двинулся в путь. Дорога проходила восточное высоты 123, через небольшой песчаный участок к полоске деревьев, среди которых был обнаружен танк, а потом через редкий лес к старому району сосредоточения.
Бледного света звезд, мерцающих в небе, было вполне достаточно, чтобы обрисовать контуры ближайших деревьев, дорогу и танк. Стараясь не производить никакого шума, чтобы не выдать себя, разувшиеся солдаты выбрались на обочину и стали с близкого расстояния рассматривать танк, чтобы наметить наиболее удобный путь. Русский гигант стоял на том же самом месте, его башня замерла. Повсюду царили тишина и покой, лишь изредка в воздухе мелькала вспышка, за которой следовал глухой раскат. Иногда с шипением пролетал вражеский снаряд и рвался возле перекрестка дорог к северу от Расейная. Это были последние отзвуки тяжелого боя, шедшего на юге целый день. К полу¬ночи артиллерийская стрельба с обеих сторон окончательно прекратилась.
Внезапно в лесу на другой стороне дороги послышались треск и шаги. Похожие на призраки фигуры бросились к танку, что-то выкрикивая на бегу. Неужели это экипаж? Затем раздались удары по башне, с лязгом откинулся люк и кто-то выбрался наружу. Судя по приглушенному звяканью, это принесли еду. Разведчики немедленно доложили об этом лейтенанту Гебхардту, которому начали досаждать вопросами: «Может, броситься на них и захватить в плен? Это, похоже, гражданские». Соблазн был велик, так как сделать это казалось очень просто. Однако экипаж танка оставался в башне и бодрствовал. Такая атака встревожила бы танкистов и могла поставить под угрозу успех всей операции. Лейтенант Гебхардт неохотно отверг предложение. В результате саперам пришлось прождать еще час, пока гражданские (или это были партизаны?) уйдут.
За это время была проведена тщательная разведка местности. В 01.00 саперы начали действовать, так как экипаж танка уснул в башне, не подозревая об опасности. После того как на гусенице и толстой бортовой броне были установлены подрывные заряды, саперы подожгли бикфордов шнур и отбежали. Через несколько секунд гулкий взрыв разорвал ночную тишину. Задача была выполнена, и саперы решили, что добились решительного успеха. Однако не успело эхо взрыва умолкнуть среди деревьев, ожил пулемет танка, и вокруг засвистели пули. Сам танк не двигался. Вероятно, его гусеница была перебита, но выяснить это не удалось, так как пулемет бешено обстреливал все вокруг. Лейтенант Гебхардт и его патруль вернулись на плацдарм заметно приунывшие. Теперь они уже не были уверены в успехе, к тому же оказалось, что один человек пропал без вести. Попытки найти его в темноте ни к чему не привели.
Незадолго до рассвета мы услышали второй, более слабый, взрыв где-то рядом с танком, причины которому найти не могли. Танковый пулемет снова ожил и в течение нескольких минут поливал свинцом все вокруг. Затем опять наступила тишина.
Вскоре после этого начало светать. Лучи утреннего солнца окрасили золотом леса и поля. Тысячи капелек росы бриллиантами засверкали на траве и цветах, запели ранние пташки. Солдаты начали потягиваться и сонно моргать, поднимаясь на ноги. Начинался новый день.
Солнце еще не успело подняться высоко, когда босоногий солдат, повесив связанные ботинки через плечо, прошествовал мимо командного пункта бригады. На его несчастье первым заметил его именно я, командир бригады, и грубо подозвал к себе. Когда перепуганный путник вытянулся передо мной, я доходчивым языком потребовал объяснений его утренней прогулки в столь странном виде. Он что, последователь папаши Кнейпа? Если да, то здесь не место демонстрировать свои увлечения. (Папаша Кнейп в XIX веке создал общество под девизом «Назад к природе» и пропо¬ведовал физическое здоровье, холодные ванны, сон на открытом воздухе и тому подобное.)
Сильно испугавшись, одинокий странник начал путаться и невнятно блеять. Каждое слово из этого молчаливого нарушителя приходилось вытаскивать буквально клещами. Однако с каждым его ответом мое лицо светлело. Наконец я с улыбкой похлопал его по плечу и с благодарностью пожал руку. Стороннему наблюдателю, не слышавшему, что говорится, такое развитие событий могло показаться крайне странным. Что мог сообщить босоногий парень, чтобы отношение к нему изменилось столь стремительно? Я не мог удовлетворить это любопытство, пока не был отдан приказ по бригаде на текущий день с отчетом молодого сапера.
«Я прислушивался к часовым и лежал в канаве рядом с русским танком. Когда все было готово, я вместе с командиром роты подвесил подрывной заряд, который был вдвое тяжелее, чем требовали наставления, к гусенице танка, и поджег фитиль. Так как канава была достаточно глубокой, чтобы обеспечить укрытие от осколков, я ожидал результатов взрыва. Однако после взрыва танк продолжал осыпать опушку леса и кювет пулями. Прошло более часа, прежде чем противник успокоился. Тогда я подобрался к танку и осмотрел гусеницу в том месте, где был установлен заряд. Было уничтожено не более половины ее ширины. Других повреждений я не заметил.
Когда я вернулся к точке сбора диверсионной группы, она уже ушла. Разыскивая свои ботинки, которые я оставил там, я обнаружил еще один забытый подрывной заряд. Я забрал его и вернулся к танку, взобрался на корпус и подвесил заряд к дулу пушки в надежде повредить его. Заряд был слишком мал, чтобы причинить серьезные повреждения самой машине. Я заполз под танк и подорвал его.
После взрыва танк немедленно обстрелял опушку леса и кювет из пулемета. Стрельба не прекращалась до рассвета, лишь тогда я сумел выползти из-под танка. Я с грустью обнаружил, что мой заряд все-таки был слишком мал. Добравшись до точки сбора, я попытался надеть ботинки, но выяснил, что они слишком малы и вообще это не моя пара. Один из моих товарищей по ошибке надел мои. В результате мне пришлось возвращаться босиком, и я опоздал».
Это была подлинная история смелого человека. Однако, несмотря на его усилия, танк продолжал блокировать дорогу, обстреливая любой движущийся предмет, который замечал. Четвертым решением, которое родилось утром 25 июня, был вызов пикировщиков. Ju-87 для уничтожения танка. Однако нам было отказано, поскольку самолеты требовались буквально повсюду. Но даже если бы они нашлись, вряд ли пикировщики сумели бы уничтожить танк прямым попаданием. Мы были уверены, что осколки близких разрывов не испугают экипаж стального гиганта.
Но теперь этот проклятый танк требовалось уничтожить любой ценой. Боевая мощь гарнизона нашего плацдарма будет серьезно подорвана, если не удастся разблокировать дорогу. Дивизия не сумеет выполнить поставленную перед ней задачу. Поэтому я решил использовать последнее оставшееся у нас средство, хотя этот план мог привести к большим потерям в людях, танках и технике, но при этом не обещал гарантированного успеха. Однако мои намерения должны были ввести противника в заблуждение и помочь свести наши потери к минимуму. Мы намеревались отвлечь внимание КВ-1 ложной атакой танков майора Шенка и подвезти поближе 88-мм орудия, чтобы уничтожить ужасного монстра. Местность вокруг русского танка способствовала этому. Там имелась возможность скрытно подкрасться к танку и устроить наблюдательные посты в лесистом районе восточное дороги. Так как лес был довольно редким, наши верткие PzKw-35t могли свободно двигаться во всех направлениях.
Вскоре прибыл 65-й танковый батальон и начал обстреливать русский танк с трех сторон. Экипаж КВ-1 начал заметно нервничать. Башня вертелась из стороны в сторону, пытаясь поймать на прицел нахальные германские танки. Русские стреляли по целям, мелькающим среди деревьев, но все время опаздывали. Германский танк появлялся, но буквально в то же мгновение исчезал. Экипаж танка КВ-1 был уверен в прочности своей брони, которая напоминала слоновью шкуру и отражала все снаряды, однако русские хотели уничтожить досаждающих им противников, в то же время продолжая блокировать дорогу.
К счастью для нас, русских охватил азарт, и они перестали следить за своим тылом, откуда к ним приближалось несчастье. Зенитное орудие заняло позицию рядом с тем местом, где накануне уже было уничтожено одно такое же. Его грозный ствол нацелился на танк, и прогремел первый выстрел. Раненный КВ-1 попытался развернуть башню назад, по зенитчики за это время успели сделать еще 2 выстрела. Башня перестала вращаться, однако танк не загорелся, хотя мы этого ожидали. Хотя противник больше не реагировал на наш огонь, после двух дней неудач мы не могли поверить в успех. Были сделаны еще 4 выстрела бронебойными снарядами из 88-мм зенитного орудия, которые вспороли шкуру чудовища. Его орудие беспомощно задралось вверх, но танк продолжал стоить на дороге, которая больше не была блокирована.
Свидетели этой смертельной дуэли захотели подойти поближе, чтобы проверить результаты своей стрельбы. К своему величайшему изумлению, они обнаружили, что только 2 снаряда пробили броню, тогда как 5 остальных 88-мм снарядов лишь сделали глубокие выбоины на ней. Мы также нашли 8 синих кругов, отмечающих места попадания 50-мм снарядов. Результатом вылазки саперов были серьезное повреждение гусеницы и неглубокая выщербина на стволе орудия. Зато мы не нашли никаких следов попаданий снарядов 37-мм пушек и танков PzKW-35t. Движимые любопытством, наши «давиды» вскарабкались на поверженного «голиафа» в напрасной попытке открыть башенный люк. Несмотря на все усилия, его крышка не поддавалась.
Внезапно ствол орудия начал двигаться, и наши солдаты в ужасе бросились прочь. Только один из саперов сохранил самообладание и быстро сунул ручную гранату в пробоину, сделанную снарядом в нижней части башни. Прогремел глухой взрыв, и крышка люка отлетела в сторону. Внутри танка лежали тела отважного экипажа, которые до этого получили лишь ранения. Глубоко потрясенные этим героизмом, мы похоронили их со всеми воинскими почестями. Они сражались до последнего дыхания, но это была лишь одна маленькая драма великой войны.
После того как единственный тяжелый танк в течение 2 дней блокировал дорогу, она начала-таки действовать. Наши грузовики доставили на плацдарм снабжение, необходимое для последующего наступления».
Инфа и фото (С) разные места интернета
May 9th, 2016
Война в Арктике.
Немецкая подводная лодка обнаружив транспорт союзников везущий в Мурманск топливо, боеприпасы, военную технику и танки всплыла в надводное положение и практически в упор пустила в корабль торпеду. Огромная взрывная волна оторвала и подняла в воздух стоящие на палубе танки. Два танка упали на субмарину. Немецкая подводная лодка тут же затонула.
Радио.
В начале октября 1941 года, Ставка Верховного Главнокомандования узнала о разгроме на Московском направлении трёх своих фронтов из сообщений Берлинского радио. Речь идет об окружении под Вязьмой.
Английский юмор.
Известный исторический факт. Немецы выставляя на показ якобы готовящуюся высадку на британские острова разместили на побережье Франции нескольких аэродромов-муляжей, на которых «настругали» большое колличество деревянных копий самолётов. Работы по созданию этих самых муляжей-самолётов были в самом разгаре когда однажды среди бела дня в воздухе показался одинокий британский самолет и сбросил на «аэродром» одну, единственную бомбу. Она была деревянной …! После этой «бомбардировки» немцы забросили ложные аэродромы.
За царя.
В начале Великой Отечественной войны в 1941 году некоторым кавалерийским частям выдали со склада старые шашки с надписью «За веру, царя и Отечество»…
Английский юмор в исполнении торпеды
Курьезный случай в море. В 1943 году, в северной Атлантике встретились немецкий и английский эсминец. Англичане не долго думая первыми шарахнули торпедой в противника,…. но рули торпеды заклинило под углом, и в результате торпеда совершила круговой веселый манёвр и вернулась … Британцы уже не шутили наблюдая, как к ним несётся их же торпеда. В итоге, досталось им от своей же торпеды, причём так, что эсминец хоть и остался на плаву и дождался помощи, но уже до самого конца войны из-за полученных повреждений в боевых действиях не участвовал. Загадой военной истории осталось только одно: почему немцы не добили ангичан?? Или им стыдно было добивать таких вояк «королевы морей» и приемников славы Нельсона, или ржали так, что стрелять уже не могли ….
Скрепка.
Необычные факты разведки. В принципе немецкая разведка достаточно успешно «работала» в советском тылу, кроме Ленинградского направления. Немцы в больших количествах засылали шпионов в блокадный Ленинград, снабжая всем необходимым -одежда, документы, адреса, пароли, явки. Но, при проверке документов любой патруль мгновенно выявлял «липовые» документы немецкого
производства. Произведения лучших специалистов криминалистики и полиграфии легко обнаруживались солдатами и офицерами из патрулей. Немцы меняли фактуру бумаги, состав красок — безрезультатно. Любой даже полуграмотный сержант среднеазиатского призыва выявлял липу с первого взгляда. Немцы так и не решили проблему.
А секрет был прост — немцы, нация качественная, и делали скрепки, которыми скрепляли документы, из нержавеки, а наши настоящие советские скрепки были слегка ржавыми, других то сержанты патрулей и не видовали, для них блестящие стальные скрепки сверкали, как золотые…
Старый мастер.
Интересная байка, которую трудно проверить, ибо официально такое не фиксируется. В Ижевске во время Великой Отечественной войны был налажен массовый выпуск автоматов ППШ. Чтобы при стрельбе ствол автомата не раскалялся, и чтобы не происходило деформации, была отработана процедура закалки стволов. Неожиданно в 1944 году пошел брак — при контрольных стрельбах стволы «вело». Особый отдел конечно начал разбираться — искать диверсантов, но ничего подозрительного не нашли. Стали выяснять, что изменилось на производстве. Выяснили, что впервые с начала производства приболел старый мастер. Его срочно «поставили на ноги» и стали незаметно следить.
К изумлению инженеров и конструкторов, выяснилась любопытная деталь — старый мастер два раза в день мочился в закалочный бак с водой. Но, брак исчез!?? Тайно пробовали мочиться другие «мастера», но оказалось, что требуется участие в этой «секретной» процедуре именно этого человека. Закрыли глаза и нн ещё долго выполнял эту секретную функцию…
Мастер ушёл на пенсию, когда завод перешел на выпуск знаменитых «калашниковых» …
17 июля 1941 г. (первый месяц войны) обер-лейтенант вермахта Хенсфальд, погибший впоследствии под Сталинградом, записал в своем дневнике: «Сокольничи, близ Кричева. Вечером хоронили русского неизвестного солдата. Он один, стоя у пушки, долго расстреливал колонну наших танков и пехоты. Так и погиб. Все удивлялись его храбрости». Да, этого воина хоронил противник! С почестями…
Позже выяснилось, что это был командир орудия 137-й стрелковой дивизии 13-й армии старший сержант Николай Сиротинин. Он остался один прикрывать отход своей части. Сиротинин, занял выгодную огневую позицию, с которой хорошо просматривались шоссе, небольшая речушка и мост через неё. На рассвете 17 июля показались немецкие танки и бронетранспортеры. Когда головной танк вышел на мост, раздался орудийный выстрел. С первого выстрела Николай подбил немецкий танк. Второй снаряд поразил еще одну, замыкавшую колонну. На дорогеобразовалась пробка. Гитлеровцы попытались свернуть с шоссе, но несколько танков сразу застряли в болоте. А старший сержант Сиротинин продолжал посылать снаряды в цель. Противник обрушил огонь всех танков и пулемётов на одинокое орудие. С запада подошла вторая группа танков и также открыла стрельбу. Лишь через 2,5 часа немцам удалось уничтожить пушку, которая успела выпустить почти 60 снарядов. На месте боя догорали 10 подбитых немецких танков и бронетранспортеров. У немцев, сложилось впечатление, что огонь по танкам вела батарея полного состава. И только позднее они узнали, что колонну танков сдерживал один артиллерист.
Да, этого воина хоронил противник! С почестями…
Один танк, в поле воин.
В том же июле 1941 года в Литве, в районе города Рассеняй, один танк «КВ» в течение двух суток сдерживал наступление всей!!! 4-й немецкой танковой группы генерал-полковника Гепнера.танк кв
Экипаж танка «КВ» сначала он сжёг колонну грузовиков с боеприпасами. Подобраться к танку было невозможно — дороги проходили среди болот. Передовые немецкие части оказались отрезаны. Попытка уничтожить танк 50-мм противотанковой батареей с расстояния 500 м окончилась полным фиаско. Танк «КВ» остался невредимым, несмотря, как выяснилось впоследствии, на 14 !!! прямых попаданий, но они оставили лишь вмятины на его броне. Когда немцы подтянули более мощную 88-мм зенитку, экипаж танка позволил ей встать на позицию в 700 м, а затем хладнокровно расстрелял, прежде чем расчет смог произвести хотя бы один выстрел!!! Ночью немцами были посланы сапёры. Им удалось заложить взрывчатку под гусеницы танка. Но, заложенные заряды вырвали лишь несколько кусков из траков танка. «КВ» остался мобильным и боеспособным и продолжал блокировать немецкое наступление. В первый день экипаж танка снабжали припасами местные жители, но потом вокруг «КВ» была установлена блокада. Однако даже эта изоляция не заставила танкистов покинуть позицию. В итоге немцы пошли на хитрость. ПЯТДЕСЯТ!!! немецких танков стали обстреливать «КВ» с 3 направлений, чтобы отвлечь его внимание. В это время новую 88 мм зенитку подтянули в тыл танку. Она двенадцать раз попала в танк, и только 3 снаряда пробили броню, уничтожив экипаж танка.
Не все генералы отступали.
22 июня 1941 г. В полосе юго-западного фронта группа армий «Юг» (командующий фельдмаршал Г.Рундштедт) нанесла главный удар южнее Владимир-Волынского по соединениям 5-й армии генерала М.И. Потапова и по 6 армии генерала И.Н. Музыченко. В центре полосы 6-й армии, в районе Рава-Русской, стойко оборонялась 41-я стрелковая дивизия старейшего командира РККА генерала Г.Н. Микушева. Первые удары врага подразделения дивизии отражали совместно с пограничниками 91-го погранотряда. 23 июня, с подходом основных сил дивизии, предприняв контратаку, отбросили противника за государственную границу и продвинулись до 3 км на польскую территорию. Но, в связи с угрозой окружения и им пришлось отойти…
Гранатой по самолётам.
Во время обороны Севастополя в 1942 году произошел единственный за всю историю Второй мировой и Великой Отечественной войны случай, когда командир минометной роты младший лейтенант Симонок из 82-мм миномета прямым попаданием сбил низко летевший немецкий самолет! Это так же мало вероятно, как сбить самолёт брошенным камнем или кирпичём…
С самолётов без парашута!
Лётчик, совершавший разведывательный полет во время возвращения заметил колонну немецкой бронетехники, двигающую к Москве. Как, выяснилось -на пути немецких танков нет никого нет. Было принято решение перед колонной выбросить десант. На аэродром привезли только, что укомплектованный полк сибиряков в белых полушубках.
Когда немецкая колонна шла по шоссе неожиданно впереди появились низко летящие самолеты, они словно собирались приземлиться, сбросив до предела скорость, в 10-20 метрах от поверхности снега. С самолётов посыпались гроздьями люди в белых полушубках на заснеженное поле рядом с дорогой. Солдаты вставали живыми и с ходу бросались под гусеницы танков со связками гранат… Они были похожи на белые привидения, их не было видно в снегу, и продвижение танков удалось остановить. Когда к немцам подошла новая колонна танков и мотопехоты, «белых бушлатов» уже практически не осталось. И тогда опять налетела волна самолетов и с неба хлынул новый белый водопад свежих бойцов. Немецкое наступление было остановлено, и только несколько танков поспешно отступили. После выяснилось, что при падении в снег погибло всего 12 процентов десанта, а остальные вступили в неравный бой. Хотя всё таки это ужасно неправильная традиция измерять победы процентами погибших живых людей.
С другой стороны трудно себе представить немца, американца, или англичанина, добровольно и без парашюта прыгающего на танки. Они бы даже не смогли об этом подумать.
Слон.
Самая первая бомба, сброшенная союзниками на Берлин во время Второй Мировой войны, убила только слона в берлинском зоопарке.
Верблюд.
На фотографии Сталинград времён Великой Отечественной Войны. В тяжёлых боях под Сталинградом участвовала 28-я армия, комплектовавшаяся под Астраханью. С лошадьми уже к тому времени была напряжёнка, поэтому и выдали верблюдов! Необходимо отметить, что корабли пустыни весьма успешно справлялись со своими задачами. А верблюд по кличке Яшка даже участвовал в битве за Берлин в 1945.
Акула.
В ходе Второй Мировой войны американцам достался джек-пот …в желудке акулы! Акула успела «похозяйничать» на затонувшем японском эсминце, и американцам случайно достался секретный японский шифр.
Олени.
Есть и совсем экзотические случаи использования в Великой отечественной войне животных. Запись из дневников Константина Симонова, о рассказе одного полковника, как тот мучился на войне с оленьим транспортом. «Уж слишком неприхотливые животные! Такие, неприхотливые, что ничего, кроме своего ягеля, не жрут. А где его возьмёшь, этот ягель? Даёшь сена — головой мотает, даёшь хлеба — головой мотает. Дай ему только ягель. А ягеля нет! Так я и воевал с ними, с оленями. Я на себе груз таскал, а они ходили свой ягель искали».
Из рассказов участников тяжелейшей Сталинградской битвы известен кот. По сталинградским развалинам кот ночью пробирался от советских окопов к немецким и обратно, получая и там и там угощенье.
Заяц.
Известен случай, когда во время позиционных боев под Полоцком вдруг одновременно с обеих сторон прекратилась стрельба. Оказалось, что на нейтральную полосу выбежал заяц и стал беспечно чесать задней лапой линявший бок.
Невеселый, но занимательный и поучительный факт о Второй Мировой войне.
В своих воспоминаниях генерала Эйзенхауэра Д. Эйзенхауэр, «Крестовый поход в Европу»), вспоминал беседу с маршалом Жуковым.
Русский метод атаки через минные поля. Немецкие минные поля, были очень серьезным тактическими препятствиями, которые приводили к большим военным потерям. Маршал Жуков во время беседы совершенно обыденно рассказал о своей практике: «Когда мы подходим к минному полю, наша пехота атакует, как будто его там нет. Потери от противопехотных мин мы считаем примерно равными тем, которые причинили бы нам пулеметы и артиллерия, если бы немцы решили защищать этот участок большими силами войск, а не минными полями». Эйзенхауэр был в шоке и не мог себе представить, сколько бы прожил любой американский или английский генерал, если бы он применил подобную тактику. Особенно если бы об этом узнали солдаты любой из американских или английских дивизий.
На таран с открытым люком!
Летчик истребитель Боря Ковзан, возвращаясь с задания вступил в бой с шестью немецкими истребителями. Получив ранение в голову и оставшись без боеприпасов Борис Ковзан, сообщил по рации что покидает самолет и открыл уже фонарь, чтобы его покинуть. И в этот момент он увидел несущегося на него немецкого аса. Боря Ковзан опять схватился за штурвал и направил самолет на аса. Летчик знал при таране ни в коем случае нельзя сворачивать. Если ты свернешь — твой враг побьет тебя винтом. Он-то винт себе тоже, конечно, сломает, но теоретически сможет спланировать, хотя бы в принципе, а от «жертвы» то уж точно ничего не останется. Это война нервов. Ну а уж если никто не свернет, то тогда двоим слава и почет!
Но немецкий ас был настоящим асом и это все знал, и не свернул тоже, и оба самолета лоб в лоб и стукнулись, но у немецкого аса фонарь-то был закрыт, а тяжело раненый Борис Ковзан через открытый по стечению обстоятельств фонарь без сознания улетел в воздух. Парашют раскрылся и Борис Ковзан Дважды герой Союза успешно приземлился, но сначала в госпиталь конечно.
Неформат!
Воевавшие на восточном фронте немцы полностью опровергают сложившееся у нас по фильмам о ВОВ стереотипы.
Как вспоминают немецкие ветераны Второй Мировой «УР-Р-РА!» они ни разу не слышали и даже не подозревает о существовании такого атакующего клича русских солдат. Зато слово БЛ@ДЬ они выучили превосходно. Потому что именно с таким криком русские бросались в атаку особенно рукопашную. А второе слово, которое часто слышали немцы со своей стороны окопов —«Эй, вперед, ебен@ м@ть!», ‘этот раскатистый крик означал, что сейчас на немцев попрет не только пехота но и танки Т-34.
Ещё один интересный факт ВОВ о летчиках.
Был получен приказ отбомбиться по плацдарму занятому немецко-фашистскими войсками. Но плотный зенитный огонь немецких орудий жег наши самолеты как спички. Командир немного изменил курс - пожалел экипажи. Все равно сожгли бы всех не долетая до плацдарма. Самолеты отбомбились по обычному лесному массиву рядом с немецким плацдармом и вернулись на аэродром. А на следующий день утром произошло чудо. Неприступный плацдарм пал. Оказалось, что тщательно замаскированный штаб центральной немецкой группировки был полностью уничтожен ночью в том самом лесном массиве. Награды летчики за это не получили так как доложили, что приказ выполнен. Поэтому штаб оказался уничтожен неизвестно кем. Штабное начальство искало кого наградить, но настоящих Героев, но так и не нашли…
Гламурные розовые самолеты.
Подобных фотографий самолетов времен Второй мировой можно встретить множество. Но на самом деле эти самолеты выглядели не такими серыми и мрачными.На самом деле — это гламурный нежно-розовый истребитель времен Второй мировой войны. И это не случайность.
Некоторые истребители во время Второй мировой войны были настолько специализированными, что они вылетали только в определенное время суток. Прекрасные розовые самолеты RAF шестнадцатой эскадрильи США имели очень большой плюс — они становились практически невидимыми как на закате, так и на восходе солнца.И эти «гламурные» истребители смотрятся действительно весело. И на самом деле это была действительно умная тактика — уже тогда сделать самолеты-неведимки.
Газовая атака в метро.
Метро лучшее убежище при воздушных налетах, это знают все. Но в метро можно подвергнутся газовой атаке!
Вы думаете на данной фотографии — жертвы газовой атаки? Нет, это обычная ночь в метро для британцев. Когда рейды немецкой авиации над Лондоном стали практически регулярными, невозмутимые британцы быстро приспособились спать прямо в метро. И пока немцы бомбили Лондон, британский народ дружно спал - собравшись в гигантскую, но хорошо воспитанную «кучу». Серьезно, посмотрите на парня впереди снимка: он даже не снял шляпу в метро, во время бомбежки … в ней видимо удобней спать. К сожалению, москвичи не могут похвастаться подобными фотографиями. Во первых, в сталинские времена фотографировать в метро было Запрещено. Это считался военный объект, поэтому существует лишь несколько фотографий сделанных во время Второй мировой войны в московском метро, в том числе и специально для журнала «Life».
Явно «постановочная» фотография - москвичи во время авианалетов.
Фотокор «Лайф» на станции «Маяковская», в момент, когда москвичи укрываются от очередного авианалёта. Обычно налёты начинались поздно вечером, с наступлением летних сумерек. На путях стоит недвижимый поезд. Как видите, для размещения маленьких детей заранее заготовлены типовые колыбельки-топчанчики из дерева. И ещё: женщины молодые и средних лет одеты сравнительно неплохо.
Скафандры для младенцев.Противогазы не подходят детям, и все же, как то надо было защищать детей от возможных газовых атак. Таким образом, были разработаны специальные устройства, для защиты детей в случае газовой атаки. Посмотрите как мамы с помощью специального насоса накачивают воздух в скафандры для детей. Но именно благодаря этим насосам ни один из этих детей мог заснуть. Интересно, что сами мамы без противогазов, как же они собирались дышать?
Самолет без крыла.
Это «Avenger» — торпедоносец с USS Bennington, пилотируемый летчиком Бобом Кингом во время битвы при «Chichi Jima». Он не хотел огорчать своих близких, друзей и семью … потому сумел вывести свой самолет из штопора, и долететь до аэродрома на этом израненном самолете без крыла! Ходит легенда, что с тех пор летчику Бобу Кингу никто и никогда не отказывал в бесплатной выпивке в баре.
Гигантские уши.
Как ни смешно это выглядит, но это действительно большие уши. Этот парень не отдыхает, а слушает небо. По сути дела это огромное подслушивающее устройство. И самое интересное, что это действительно работало. И лучшего способа услышать шум двигателей бомбардировщиков тогда не было. В этой установке нет ничего высокотехнологичного, Вы просто подключаете гигантский конус в ухо и слушаете звук немецких летчиков и самолетов. Элегантно, эффективно и просто. Самой популярной подписью под водобными фото во время Второй мировой, было: «Я только что услышал как кто-то перднул. Скорее всего летчики Геринга уже на пути к нам.»
Половина из вас будет забор, а другая половина из вас будут заключенными…
Факт остается фактом, война это действительно ад. И это уже не шутка. А для солдат Красной армии в 1941 году, это был ад на земле. Редкие фотографии, которые не любит официальная пропаганда.
В 1939 году Сталин и Гитлер радостно разделили Европу пополам подписав известный пакт. В 1941 году Гитлер на несколько дней опередил Сталина и первым напал на Советский Союз. Тогда, в 1941 году, в результате операции Барбаросса и застав СССР врасплох, немцы захватили около 5500 тысяч военнопленных — это пять с половиной миллионов солдат и офицеров. Для такого количества пленных у немцев естественно не было даже возможности в первые дни войны строить такие огромные лагеря. Поэтому, немцы решили проблему так - «Половина из вас будет забор, а другая половина из вас будут заключенными». Без крыши над головой, с безжалостной нацисткой охраной, они могли ночами только прижиматься друг к другу, чтобы согреется. Ночью, эти лагеря были адом. Потери были столь непостижимо велики, что только военнопленных советских солдат по данным немцев погибло более 3,3 миллионов человек.
7. Живая статуя Свободы.
На этой фотографии Вы можете увидеть 18 тысяч американских солдат стоящих в строю, который очень напоминает статую Свободы. Эта фотография была использована в качестве рекламы для военных облигаций во время Второй мировой войны.
Обратите внимание, если вы просто посмотрите на основание статуи то увидите дюжину солдат, стоящих там. Но обратите внимание, угол фотографии: Это не фотошоп - тогда его просто не было. А изображение имеет практически идеальные пропорции. Как они это сделали? Ну, число солдат в формировании статуи увеличивалось в геометрической прогрессии, чем дальше они от камеры. К примеру, только в формировании факела участвовало 12 000 солдат. Вся статуя, с ног до факела, почти триста метров длиной.
Ослы во Второй мировой
К роме слонов, верблюдов и лошадей, во Второй мировой войне участвовали и ослы!Ослы конечно не хотели идти на войну, но и были слишком упрямы, чтобы вернуться домой.
«Ослиный корпус» был воинской частью, дислоцированной в 1943 году для вторжения в Сицилию. Плохие дороги и тяжелые условия для обычных транспортных средств заставили использовать на Сицилии ослов! Правда, иногда из-за их упрямства солдатам приходилось носить их …на себе!
Американские дети делали то же самое приветствие, как и Гитлерюгенд!
Ещё один интересный и малоизвестный исторический факт о второй мировой войне.
Это не кадр из хроники «Что, было бы если бы нацисты выиграли войну?» . Это реальная фотография сделанная в обычной американской классной комнате.
Как Вы понимаете, в результате Второй мировой войны, и благодаря Гитлеру и штампам, были разрушено множество совершенно хороших вещей навсегда. Например, крошечные усы, свастика как символ удачи, и все ручные сигналы, которые хоть немного похожи на «Хайль Гитлер». Но на самом деле Гитлер не изобрел ни один из этих символов, а просто использовал.
Например, в 1892 году, Фрэнсис Беллами решил, придумать клятву американца, а также характерный жест рукой, который нужно было делать во время клятвы на верность Америке, после слов « … одной нации, неделимой, со свободой и справедливостью для всех ».
И это факт, на протяжении нескольких десятилетий дети по всей Америке счастливо исполняли жест в стиле «Хайль Гитлер», который был известен в Америке, как Беллами салют. Но, затем в мировой истории появился итальянский фашистский лидер Бенито Муссолини. Когда он пришел к власти, он возродил так называемую римское приветствие, и Гитлер посчитал, что это нужно перенять, и чуть позже он принял его в качестве своего нацистского салюта. Это вызвало очевидное противоречие, когда Америка вступила во Вторую мировую войну. Было как то неправильно, когда американские дети делали то же самое приветствие, как и Гитлерюгенд. Таким образом, во время войны, Рузвельт принял новый салют предложенный Конгрессом — размещение правой руки на сердце.
Спасибо войне за бюстгальтер?
Интересный исторический факт о Второй мировой войне, но именно она стала причиной популярности бюстгальтера среди женщин. Дело в том, что до Второй мировой, женщины не очень то хотели пользоваться этой принадлежностью гардероба. Но, когда мужчины поехали на фронт во время Второй мировой войны, женщинам пришлось занять их место на фабриках и заводах. И в качестве сварщиков, и в качестве токарей, и т.д., и встал серьезный вопрос о безопасности некоторых частей женского тела. Был разработан промышленный пластиковый лифчик, который и демонстрирует эта девушка.
Кстати, именно в 1941 году был получен патент на особый крой бюстгальтера из натуральных материалов, которая наконец-то решила проблему плохого прилегания чашечки бюстгальтера к телу. А в 1942 году был выдан патент на регулируемую по длине застёжку бюстгальтеров.
